— Славное винцо, правда? — Поп с досадой хлопнул стаканом о жестяной поднос.
— Да, такое приятное, легкое, — заявил я из вежливости с видом знатока, потому что знал, что так принято, хотя, наверное, никогда в жизни не пойму, как вино может быть легким.
— То-то и оно, так его и разэтак. Ну да ладно, завтра добудем у нотариуса чего-нибудь получше. Есть у него. такое двухлетнее столовое, гладит горло, что твой бархат. Давай не будем больше травиться, пойдем лучше спать.
Он обнял меня за плечи и проводил в отведенную мне комнату; комнатенка была чистенькая, уютная, из распахнутого окна, выходившего на Тису, доносился сладкий запах мяты.
— Ах, как хорошо! — я вздохнул полной грудью с невольной аффектацией, без которой не обходится ни один горожанин; по-моему, первые часы, проведенные в деревне, способны пробудить поэта даже в школьном инспекторе.
— Да, это потому, что ветер с луга. — Поп плотно закрыл окно. — Но на рассвете он всегда меняет направление и приносит такой адский запах, что мухи дохнут: с той стороны у нас мыловарня.
Он потрепал меня по подбородку, встряхнул спичечный коробок, лежавший на тумбочке, проверяя, есть ли в нем спички, потом ласково улыбнулся и положил руку мне на плечо:
— Ложись поскорее, а то в деревне ночь разменивают рано.
Ага, — подумал я, — это надо будет записать в «Т. VI» как местный речевой оборот. Эти слова скажут Турбоку первой же ночью в деревне. Он помрачнеет и содрогнется, почувствовав здесь какой-то мрачный символ.
Записать я ничего не успел, потому что, едва добравшись до кровати, немедленно заснул и открыл глаза лишь тогда, когда забытая мною свеча зашипела, собираясь погаснуть. За окном уже занималась заря. Да, ночь здесь разменивают быстро, ничего не скажешь.
По будням в деревенской церкви бывает только «бормотная» месса. Ни органа, ни кантора, и хорошо еще, если кто-нибудь из прихожан зайдет помолиться, а то случается и так, что поп остается в храме один на один с господом богом. Первый находится там потому, что это — его прямая обязанность, второй — в силу своей вездесущности. Две-три древние старушонки с трясущимися головами, что притаскиваются сюда время от времени, в счет не идут. Эти церковные крысы — такая же неотъемлемая принадлежность церкви, как кисти — шелковой шали. Без них не обходится ни обедня, ни вечерня, ни крестины. Праведные души, они во время оно непременно будут восседать среди агнцев одесную Всевышнего и точно так же клевать носом, как в этой церквушке. Но это не беда: все хороши, когда спят, доказательством тому может послужить хотя бы то, что господь бог, согласно Библии, предпочитает беседовать со спящими.
