Новиков присел на край кресла и принялся раскуривать трубку. Андрей ходил из угла в угол.
– Может, дождаться конца дневной смены, уговорить ребят поработать на новых грузовиках?
Новиков молча курил, приминая табак большим, навеки промасленным пальцем. Андрей все ходил по кабинету.
– Впрочем, это не выход. Если ребята и согласятся, так им же с утра опять садиться за руль. Еще аварий понатворят… Ну, что же ты молчишь, старик?
Новиков медленно пятерней разогнал окутавшее его облако табачного дыма.
– Молодость я свою вспомнил, Коробков. Эх, черт… – Он выколотил трубку в пепельницу и встал. – Надо устроить партсобрание.
– Собрание? Сейчас?
– Ну да. Открытое.
Андрей резко остановился:
– Там овощи гниют, а мы тут будем заседать?
– Ничего. Устроим собрание прямо во дворе. Там сидеть не на чем…
Однако сидеть всё же нашлось на чем. Люди устроились на подножках новых грузовиков, на бамперах, а кто помоложе – залезли в кузова. Весть о двух эшелонах овощей из Белоруссии, которые сгниют на Товарной станции, если их не вывезти в хранилища, облетела уже весь двор. А после того как вахтер Самсоныч постучал железкой по куску подвешенного к столбу рельса – сигнал к обеденному перерыву, – вокруг Андрея и Новикова собралась порядочная толпа.
– Тише, товарищи! – Новиков полез в кузов, достал из кармана связку ключей, позвякал ими, как председательским колокольчиком. – Тише! Суть дела вы уже знаете. Меня поймут в первую очередь старые дружки, с которыми мы четверть века назад крутили баранки в этом же парке. Вот стоит наш старший диспетчер Вадим Сергеевич. А помнит ли он, как однажды на Пискаревке заехал с грузом песка в канаву, и я его на буксире вытаскивал? А вот завснабжением товарищ Корнеев: теперь у него борода лопатой и каждый год ему путевку в Мацесту подавай – ревматизм видите ли. А ведь когда-то был Корнюша наилихим шофёром. Никто быстрее его в нашем парке не гонял, никто больше его штрафов в милиции не платил. Эх, молодость! Одним словом, многие из вас, прежде чем стать начальниками колонн, завотделами, механиками и другими важными птицами, крутили эту самую баранку и у каждого есть шоферские права…
Новиков достал из бумажника потертую книжечку и внушительно потряс ею.
– Лично я горжусь! Это моя молодость. А в нашей трудовой и трудной молодости были и такие общеизвестные факты, когда на дверях писали: "Райком закрыт. Все ушли на фронт". Вот и я – закрываю партком, сажусь на грузовик и еду спасать овощи. Тем более, что они сверхтрудовые, внеплановые, Наглядная, так сказать, сознательность белорусских работяг! У меня все. Кто просит слова? Ты, Вадим? Давай.
