Сергей вынул из-за пазухи толстый конверт.
– Товарищ доктор, у Антона нет родителей, мы с ним из детдома вышли,… Отдаю вам его комсомольский билет, и письма одной девушки, и фотокарточки… – Он хотел еще что-то сказать, но неожиданно повернулся, встряхнул рюкзаком и зашагал прочь.
Пономарев затоптал и расшвырял остатки костра, посмотрел на Белова, который никак не мог справиться с ремнями своего тюка:
– Пошли, братцы.
Белов напрягся, вскинул тюк себе на спину; рубашка на плече разорвалась еще больше.
"Так и не зашила", – тоскливо подумала Нина Павловна.
Он ушел последним, все время оборачиваясь и растерянно улыбаясь.
Нина Павловна смотрела вслед, пока зеленый накомарник его шляпы не слился с листвой противоположного склона.
Потом она услышала:
– Солнце высоко, дорога далеко. Нужно идти, доктор.
Несчастье случилось вечером второго дня, когда уже прошли большую часть пути. На узкой каменистой тропинке лошадь Нины Павловны попала задней ногой в глубокую трещину.
Усольцев шел впереди, ведя на поводу Орлянку, но он вовремя почувствовал неладное, двумя мягкими прыжками очутился рядом с Ниной Павловной и успел снять ее с седла. Астра отчаянно била передними копытами и жалобно ржала.
– Иди, иди, доктор, там Климов один. Аят здесь сам посмотрит.
Он провел испуганную Нину Павловну вперед и вложил в ее руку повод Орлянки, которая прядала ушами и тревожно вытягивала шею, прислушиваясь к ржанию своей подруги.
Темнело. С одной стороны тропы нависла уходящая к близким облакам скала; хилая сосна, каким-то чудом выросшая на ее отвесной, покрытой лиловатым лишайником слоистой поверхности, одиноко торчала в высоте. Другой край тропы, зубчатый от осыпей, вился над пропастью; дно ее скрывалось в клубящемся, как пар, тумане. Налетел порыв сухого ветра. В лицо ударили острые мелкие песчинки, облачная пелена поредела, над кромкой далекого леса повисло багровое солнце.
Где-то неподалеку грохнул выстрел. Нина Павловна вздрогнула. Гулко, откликнулось и долго повторялось, затихая в горах, тревожное эхо. Орлянка тряхнула головой и тоскливо заржала.
Нина Павловна поднялась на носки и с трудом дотянулась рукой до края корзины.
– Как вы себя чувствуете, Антон?
– Жарко очень… – донесся слабый голос. – Вы не расшиблись, доктор?
– Нет, нет, Антон, все хорошо. Потерпите немного, сейчас будем устраиваться на ночь.
Вернулся Усольцев. Бросив на землю седло Астры, он взял за повод Орлянку и, ласково похлопывая ее по шее, заставил опуститься на передние колени. Повернув голову, лошадь большим умным глазом смотрела, как проводник развязывает ремни вьючного седла.
