Фома сочувственно крякнул и покрутил головой.
— А в восемнадцатом, как только докатилось до нас, я собрал несколько самых сознательных и рисковых. Пришли мы к Дмитрию нашему Карловичу в дом, выволок я его за волосы в залу и забил ногами до смерти. Выводок его выгнал. И дом спалил. Белокаменный, на два этажа, с полукруглым балконом на колоннах. А мы в хибарах по двенадцать душ ютились…
У костра повисло общее тяжёлое молчание. Только дрова потрескивали и перетаптывались кони возле крыльца. Фома, повесив голову, молчал.
— Жалко тебе барина-то? — тихо спросил Семенов. — Жалко, наверное. А не перешагнёшь через эту жалость рабскую, не видать тебе нового справедливого мира, в котором ни господ, ни рабов, в котором люди не жируют и не пухнут с голоду, а живут по-людски. Хотя, чую, тебя самого скоро раскулачивать придется!
Когда ужин закончился и краскомы стали расходиться, Семенов придержал за рукав Буцанова.
— Что про Ореховку думаешь? — спросил он, оставшись с комиссаром наедине. — Неужто правда?
Буцанов пожал плечами. Затухающий костер бросал красные блики на широкие скулы, высокий лоб, копну светлых волос.
— Кто его знает… От Клюквина всего можно ожидать… Мутный он. И двух комиссаров у него убило, одного за другим…
— Н-да… И чего делать будем?
— Чего делать… Не наша ведь это забота. Если все правда, так думаешь, Горюнов не прознает про его художества? За такое сразу к стенке поставят…
— Тоже верно! А чем думаешь наших бойцов занять? А то ведь от безделья дурные мысли сами в голову лезут.
Комиссар кивнул.
— Согласен. Хочу соревнования по рубке устроить. Призы приготовлю — и нашим ребятам веселье, и местным развлечение. Пусть посмотрят, может кто-то к нам добровольцем попросится.
— Да тут уже и подходящих по возрасту парней нет. Всех разобрали. Или наши, или белые.
— Может, и так. А может, прячутся где-то.
— Вряд ли. Где тут прятаться? Хотя всякое может быть…
— Слушай, Иван Мокич! — вдруг оживился Буцанов. — Я вот что придумал: давай пошлем вестового к Клюквину, пусть и они такое соревнование устроят! А потом наши победители сразятся с ихними! И их бойцам занятие будет, и связи меж эскадронами укрепим, и присмотримся — как там у них настроения… Может, что-то и всплывет!
— А ведь верно! — Семенов хлопнул Буцанова по плечу. — Молодец, комиссар, хорошая мысля!
Буцанов было заулыбался, довольный похвалой, но тут же скомкал улыбку, поспешил принять серьёзный вид. Заправил пальцы под ремень, расправляя грудь и широко расставляя ноги. Такое с ним случалось: двадцатипятилетний выходец из купеческой семьи, так и не выучившийся на юриста студентик, домашний мальчик, время от времени как будто спохватывался и принимался играть старого революционера. Выглядело забавно, потому как шито было белыми нитками.
