Максимальной плотности толпа достигала у самого барьера. И «шкуры», и «рубахи» потрясали транспарантами вслед пролетающим мимо на полной скорости автомобилистам.
Джейкоб продолжал двигаться по полосе с автоматически регулируемым движением и смотрел по сторонам, прикрывая рукой глаза от яркого солнца и наслаждаясь зрелищем.
Стоявший слева юноша, с головы до ног обернутый в серебристый шелк, держал над головой плакат, гласивший: «Человечество тоже движется по пути прогресса: выпустите наших инопланетных братьев из резерваций!»
По другую сторону дороги, прямо напротив него, стояла женщина с транспарантом, закрепленным на древке копья: «Мы и сами неплохо справляемся! Иники, убирайтесь с Земли!»
Вот оно, яркое олицетворение разногласий. Весь мир жаждет узнать, кто же прав: приверженцы теории Дарвина или последователи фон Дэникена[3]. «Шкуры» и «рубахи» были всего лишь наиболее фанатичными и радикальными течениями, находившимися на двух полюсах расколовшегося на два философских лагеря человечества. А камнем преткновения стал вопрос происхождения Homo Sapiens как разумного вида.
А может, «рубах» и «шкур» ничто, кроме этого, и не разделяло?
Первые в своей любви к пришельцам впали в почти религиозное исступление. Что это, истерическая ксенофилия?
А неолитики с их тягой к нарядам и преданиям пещерных людей: что если их призывы к независимости от внеземного влияния имели под собой довольно простую причину – страх перед таинственными, но могущественными пришельцами? Это ли не ксенофобия?
Как бы там ни было, в одном Джейкоб не сомневался: и «рубах», и «шкур» объединяло недовольство. Недовольство осторожной, полной компромиссных шагов политикой Конфедерации по отношению к ПВЦ. Недовольство Законами об испытательном сроке, благодаря которым многие их собратья превратились в изгоев. Недовольство миром, где никто больше не был уверен в своем происхождении.
Джейкобу на глаза попался небритый пожилой мужчина. Тот присел на корточки у края дороги и, подпрыгивая, тыкал пальцем в землю у себя между ног и что-то вопил в облаке пыли, поднятой сотнями собравшихся. Подъезжая к нему, Джейкоб сбросил скорость.
Из одежды на старике были меховая куртка и кустарно сшитые кожаные штаны. По мере приближения Джейкоба мужчина, словно бесноватый, закричал и запрыгал с удвоенным остервенением.
– О-о! – выкрикнул он так, будто это было страшное ругательство. На губах выступила пена, а он все тыкал и тыкал пальцем в землю.
