Когда я приезжала домой, она всегда ждала меня. Но почему-то мне было совсем невмоготу оставаться под ее крышей. После двух-трех ночей мне становилось так тревожно, так не по себе, что приходилось возвращаться обратно в кампус или ехать на поезде к друзьям в Нью-Йорк и жить у них.
Когда после школы я собралась в колледж, мать сказала мне, что я медленно убиваю ее – тем, что бросаю здесь одну. Она всю жизнь отравляла меня какими-то странными идеями, я жила в ее мире, ее реальности, и другой у меня не было, поэтому никто не мог помочь мне открыть глаза на то, что ее способ взаимоотношений с людьми был довольно диким и даже опасным. Я думала, что так живут все дети – лежат ночами в кроватях и думают, проснутся ли они завтра рядом с ангелом или с чудовищем. Как выяснилось, далеко не все.
– Должно быть, вам было тяжело.
– Конечно, мне было тяжело, Трэвис. Моя мать умерла, и меня не было с ней, когда это случилось. Доктора сказали мне, что никто не смог бы ей помочь, что кровоизлияние произошло очень быстро и было слишком сильным, однако это утешение из разряда «так себе». Такое нельзя просто убрать в шкаф, образно говоря, и продолжать как ни в чем не бывало жить дальше. Это был гребаный чертов кошмар, и потом жизнь тоже почему-то не превратилась в сплошной пикник.
– Что вы имеете в виду – «не превратилась в пикник»?
О господи, а ведь этот парень мне так понравился, когда только вошел в дверь. А сейчас он напоминает карикатуру на психиатра, которые так часто видишь в газетах, журналах – да где угодно. С таким же успехом он мог бы для завершения образа надеть твидовый пиджак с замшевыми нашлепками на локтях и принести с собой трубку.
– Я имею в виду, что это был полный кошмар и неразбериха. Мама много лет не работала, и, хотя она умудрялась поддерживать впечатление – и у меня, и у окружающих, – что со средствами у нее все в порядке, на самом деле оказалось, что она по уши в долгах. Мне пришлось продать дом сразу же после ее смерти и по цене гораздо ниже рыночной, и этого хватило только на то, чтобы оплатить долги и организовать более или менее достойные похороны. И я была вынуждена кремировать тело, потому что у меня не хватило денег на участок для могилы.
Она не оставила завещания и не отложила ни цента на похороны и все такое, так что штат Нью-Йорк отдал мне все ее вещи, и они ушли практически за бесценок на распродаже еще до того, как купили дом. Последнее «да пошла ты» двадцатилетней дочери, в общем, еще ребенку, который и сам не знает, как жить и в какую сторону плыть. Так что нет, это был далеко не гребаный пикник.
