— Разрешите нам в последний раз вечером к камню подойти. Может, он заработает, и мы быстренько покинем ваш мир.
Реакция превзошла все его ожидания. Из-за спины появилась зеленая лапа и у горла Владислава замер меч. Тораст немедленно конфисковал часы и с помощью хоббита объяснил, что раз обещали доставить к Орману — значит доставят. И вообще, шаг влево, шаг вправо… Так что ездить им теперь с командой, пока не доберутся до мага.
Пока Тораст разбирался с Владом, Каон обыскал Серого и изъял у него мобилу и ключи от квартиры с брелоком в виде маленькой ручки. Все вещи сложил к себе орк. Влад понял, что единственный шанс добраться до камня — это побег.
16 июня,7.35, Волгоград
Сашка в последний раз оглядел полупустую комнату: кровать со старой, латаной-перелатной простыней, подушка без наволочки, стены в выцветших, самых дешевых обоях, облезлая тумбочка у окна и на ней лампа без абажура. На стене бабушкин ковер — единственное украшение.
Мама и сестра договорились и выкинули его из своей жизни. Вот и вся любовь. «Сволочи, — от жалости к себе хотелось плакать и кричать. — Сволочи, сволочи! Ну, почему они такие сволочи? Почему они не понимают?» Тут же на смену жалости в душу хлынула злоба. Ее было столько, что разнес бы стены по кирпичику. Но силы в тонких руках совсем не осталось. Руки дрожали. Телу требовалась доза. Если бы жил сейчас с ними, нашел бы где-нибудь заначку. Теперь же он был один на один со своей бедой. Хотелось убить кого-нибудь, но и на это не было сил. Что делать? Что?
Он и так был должен бешеные деньги. Ему вообще из дома выходить нельзя: поймают — огребет от Барина по полной. А как жить?
Сашка сел на пол и заскулил. Вот ведь ерунда какая! С рождения любили. Жалели. Как же — он ведь больной! Инсулинозависимый диабетик с пеленок. На что ему была жалость, если все, что было доступно здоровым детям, проходило мимо него: «Не прыгай, не бегай, не порежься, не перенапрягайся». Сразу бы сказали: «Не живи!» Убили бы в младенчестве.
Он стал принимать наркотики, потому что нечего было терять. Здоровье? Его и так нет. Жизнь? И ее, по сути, нет. Тут хоть какое-то забытье. А они не понимали. Они уговаривали бросить.
Он бросал несколько раз. Один раз в клинике — совсем дозы не хотелось. Телу не хотелось. Такой боли как сейчас не было. Зато на душе такая изматывающая тоска, что хоть вешайся. И он сорвался.
Пробовал бросить еще несколько раз, когда уговаривали или просто денег не хватало. Чувствовал себя еще хуже. Через год его не узнавали на улице — он выглядел лет на двенадцать старше. Мама прятал ценные вещи под замок — он взламывал. Потом Сашку перестали ругать и увещевать. Просто отселили от себя и забыли. А ему-то как? Как?
