Отвлекшись от мыслей о юных агрессорах, Аршамбо перенес свой обличительный пыл на все движение Сопротивления в целом. Он как раз собирался предъявить обвинение генералу де Голлю, когда, пересекая большой перекресток, услышал шаги человека, который подошел к нему и осветил фонарем. После этой проверки незнакомец, не сказав ни слова, выключил фонарь. Не зная за собой никакой вины, инженер тем не менее чувствовал себя дичью, на которую ведется охота, — ощущение было не из приятных. «В общем, — сказал он себе, — мы вернулись ко временам комендантского часа. Что ж, больше по вечерам выходить не буду. В конечном счете те, из Сопротивления, правы. Человек, который шатается вечером по улицам под предлогом моциона, выглядит подозрительно. За решетку сажали и за меньшие прегрешения». Свернув в крытый проход, ведущий к его подъезду, он слегка устыдился того, что так раздул происшествие, достойное разве что усмешки. Ведь в своем кругу он пользовался репутацией человека весьма уравновешенного, и даже если то была лишь видимость, за которой скрывалась другая правда, все равно вряд ли у кого повернулся бы язык сказать, что он склонен к запальчивым суждениям и поспешным выводам.
Дойдя до конца прохода, он нажал кнопку автомата освещения. Под навесом из оцинкованного железа жильцы дома держали велосипеды, баки для кипячения воды, игрушечные машины и пустые ящики. Аршамбо направился к лестнице и вдруг увидел выходящего из-за баков человека. Он не сразу узнал Максима Делько, некогда служившего на его заводе, а при немцах ставшего редактором газеты в окружном центре. По бледному, изможденному лицу, блуждающему взгляду и изношенной одежде, болтавшейся на исхудавшем теле, Делько можно было дать все сорок пять лет, тогда как в действительности ему не было и тридцати пяти. С туфлями в руках, прихрамывая, он выступил вперед и пролепетал:
— Господин Аршамбо, спасите меня.
При виде преследуемого человека Аршамбо испытал глубокое волнение и, сам еще не успевший прийти в себя от неприятных переживаний, живо представил себе ужасы, через которые, должно быть, прошел несчастный беглец. Впрочем, он тотчас постарался взять себя в руки и не поддаться порыву жалости. Не зная в точности, какого рода деятельностью занимался Максим Делько при оккупантах, он все же помнил кое-какие его статьи, и в частности одну, на все лады восхвалявшую гитлеровский режим. Не чувствуя себя ни в коей мере солидарным с этим человеком, Аршамбо осуждал его за то, что тот видел в коллаборационизме средство подчинить Францию, тогда как для него, Аршамбо, это было средство защиты.
