Этим вечером она держалась с таким достоинством, словно потратила всю свою жизнь, чтобы подготовиться к своей роли, бывшей на самом деле всего лишь иллюзией. Клео походила на какое-то видение в своем серебристом платье, которое подчеркивало ее фигуру и в то же время оставалось достаточно закрытым, как и надлежало наряду женщины, служившей рекламой консервативного государства.
Ее восхитительные волосы были собраны в пучок и украшены гребнем, усыпанным жемчугом и бриллиантами. Когда Халед зашел за ней в апартаменты, она улыбнулась ему, словно он был одним из потенциальных спонсоров Джурата, которого нужно было очаровать.
Она ослепляла своей красотой – и вместе с тем держалась так отстраненно, – что у него не было другого выбора, как опуститься перед ней на колени, поднять переливающуюся серебром ткань, чтобы обнажить ее бедра и спрятать лицо в горячей лавине, скрывавшейся у нее между ног.
Клео уперлась в его плечи и со стоном произнесла его имя. Он довел ее до оргазма, и она задрожала от наслаждения в его руках, а когда пришла в себя, поблагодарила его и посмотрела на него с той самой равнодушной улыбкой.
Как очень вежливый, но абсолютно чужой ему человек.
Клео представляла собой сбывшуюся мечту и была в точности такой, какой он приказал ей быть. Но Халед с каждым днем все больше ненавидел ее совершенство.
– Пойдем, – прошептал он, когда итальянец наконец оставил их в покое, по дороге тысячу раз повторив bellissimas, и Клео повернула к нему свое прекрасное, но такое бесстрастное лицо. – Я хочу потанцевать с тобой.
Она мило улыбнулась – она теперь всегда мило улыбалась и была до чертиков покорной, совершенно сбивая его с толку, – и невозмутимо последовала за ним на танцпол. И ему захотелось разозлить ее. Заставить ее реагировать.
Халед хотел вернуть прежнюю Клео. Его Клео. Восторженную девушку, с которой он когда-то танцевал в Париже и которая смотрела на него, как на солнце, и не хотела ничего, кроме как сгорать заживо в его обжигающих лучах. Ту невероятно храбрую путешественницу, осмелившуюся противостоять ему, несмотря на то что прекрасно знала, кто перед ней стоит.
А еще ему хотелось вернуть назад ту удивительную ночь, которая изменила его жизнь, когда Клео растаяла в его руках от одного лишь прикосновения.
Сейчас все шло именно так, как он задумал, но Халед чувствовал себя, как никогда, опустошенным, и в его душе царил мрак, словно он погасил свое собственное солнце.
