— Так ничего не получится, — поднимает на него покрасневшее от натуги лицо Власюков, — не получится. Вы же не чувствуете ритма! — Видно, Власюкову не понравилось, что Ивченко сидит, как барышня, в кузове, боясь измазать сапоги, да еще и командует.
Инициативу проявляет сержант Можухин. У него голос звонкий, командирский, я тот голос хорошо знаю! Еще и сейчас мне слышится: «Рядовой Стародуб, за полную расхлябанность два наряда вне очереди!» Но сейчас по его команде и по его примеру мы дружно налегаем на «студебеккер». Он потихоньку выползает из грязи.
— Эх, Америка, Америка, приходится нам и тебя, хваленую, вытаскивать на своих плечах, — говорит Губа, очищая с сапог грязь.
Пока мы возились, танки и передние машины скрылись за холмом. Шофер дает газу, но дорога такая, что сильно не разгонишься. Колеи от машинных колес уже заполнены водой — дождь не утихает.
Выезжали из Челябинска — лил дождь, едем по Орловщине на передовую — тоже дождь. Хочу вспомнить, как о такой примете говорит народное поверье, и не могу. Спрашиваю у Грищенко.
— Если человек выезжает из дома и начинается дождь, — отвечает он, — значит, будут соболезновать, будут плакать…
Мне такое объяснение не нравится. Но я утешаю себя, что плакать по мне некому. А мать, наверное, уже давно все слезы выплакала. Вот уже два года минуло, а от меня ни весточки. И если после освобождения нашей Стародубовки вручат матери похоронку, то ей уже будет все равно: или сорок первый, или сорок третий год будет стоять…
Сидя возле заднего борта, все время выглядываю из-под тента. Мимо нас в обратном направлении идут военные подводы, на них — по нескольку человек в накинутых на плечи или на голову — от дождя — шинелях. Провожают нас усталыми, а то и печальными взглядами. Подбородок одного из тех, что на второй подводе, забинтован. Догадываюсь: на всех этих подводах — раненые. И мне кажется, что дождь стал холоднее, я весь сжался…
Впереди на перекрестке дорог виднеется в промокшей плащ-палатке регулировщик. «Если повернем направо, — загадываю себе, — к хорошему, если налево — к плохому». Я не решился испытывать судьбу до конца: направо — останусь жив и невредим, а налево — крышка…
Регулировщик машет флажком, чтобы поворачивали налево. При въезде в село Барилово — на Орловщине — стоит штабная машина нашего батальона. Начштаба лейтенант Покрищак, встречая машины своих подразделений, показывает, где им располагаться.
Лейтенант красивый и совсем молодой. Ему лет двадцать.
