Прозвенел входной звонок, и пришла Дуня.
— Не хотела по телефону говорить, мама на стреме. Екатерина Павловна, меня опять требуют к следователю.
— Агния погибла.
— На даче? — спросила Дуня обреченно.
— Да.
— Отравлена?
— Да.
— Записка есть?
— Нет.
— И кто на этот раз нашел труп?
— Я.
— Вы слышали те голоса?
— У меня было нечто вроде обморока со страху. Галлюцинация — видно, твои впечатления повлияли.
— Нет, не галлюцинация. Я слышала.
— Ты очень смелая девочка, Дуня.
— Нет, я… он нас всех убьет!
— Ну, голубчик, тебя-то за что? Ты ведь все рассказала?
Дуня зябко повела плечами.
— Ну вот. А Агния, наверное, скрывала что-то.
— Значит, она была связана с папой Глеба?
— С папой была связана я, — брякнула Катя и с удивлением увидела, как Дунечка поднялась из-за стола и направилась к двери.
— Дуня! Что ты?
Она обернулась, взглянула исподлобья и прошептала:
— Вы все сумасшедшие.
(«Вы — вдова!» — прошептал страж.)
— Ты считаешь меня отравительницей?
— Глеб сказал, что среди нас убийца!
И опять прозвенел входной звонок. Появились Алексей и Мирон, молча прошли, сели в разные углы дивана; Дуня, помедлив, — за обеденный стол; Катя остановилась посреди кабинета и повторила ее слова:
— Глеб сказал, что среди нас убийца.
После паузы Мирон отреагировал:
— Вы наконец разобрались со своими любовниками?
«Только не оправдываться, перед ними — ни за что!»
— Вас очень волнуют мои любовники?
— Меня волнует подписка о невыезде.
— Так. А вас?
Она взглянула на Алексея, тот ответил острым взглядом и вопросом:
— Вы знали, что Глеб его сын?
— Нет. И про Александра узнала только в воскресенье, увидев его лицо на кресте.
— На чем?
— Фотография на могиле. Вы оба слышали мои переговоры по телефону с соседом Вороновых. Фотокарточки отца и сына в семейном альбоме изуродованы, а у Ирины Васильевны в Кащенко пропали ключи от квартиры и дачи.
Она заметила, как мгновенно переглянулись Мирон с Дуней.
— То есть кто-то не хотел, чтоб вы опознали… — Алексей запнулся и произнес с усилием: — своего любовника?
— Возможно, так. Алексей Кириллович, вы знали от меня, где лечится больная. Дуня тоже, поэтому не исключено, что и Мирон Ильич, а?
Усугубляющееся молчание — знак согласия. И чего-то (кого-то?) смертельно боится Дунечка. Она чувствовала страх, но продолжала уверенно:
— Далее. В субботу вечером, буквально перед гибелью Агнии, я звонила вам обоим из Герасимова. У вас есть алиби? Молчание, которое нарушила Дуня, все так же глядя исподлобья:
— Во сколько вы звонили?
