– Что это означает?… Я вовсе не желаю, чтобы мной могли пользоваться таким нахальным образом! Что это за проделки и странные шутки?
– Это такие шутки, которые способны окончиться для вас чрезвычайно худо, если вы будете вмешиваться в чужие дела. Если же вы будете следовать советам господина Соломона и помнить его уроки, они тогда послужат только для вашей выгоды… Вами не хотят пользоваться, – продолжал майор с величайшим презрением, – хотя вы, разумеется, не больше как орудие. Вы с самого начала были только орудием, жалким, слепым орудием, тупоумным, невежественным, неспособным помочь и самому себе, а не только другим! Делайте, что вам велено, без всяких рассуждений. Попробуете вмешаться в дела умных людей – и вы тотчас услышите кое-что о Джозефе Бирде. Прощайте, мистер Слогуд!
На четвертый день после своего посещения Слогуда майор сидел с женой за завтраком. Щеки миссис Варней значительно поблекли со времени ее последнего отъезда из Лисльвуда, но прекрасные волосы ее лежат еще роскошными волнами на плечах. Она чем-то расстроена и ничего не ест, а довольствуется тем, что быстро разрушает превосходный паштет. На лице ее выражается в эту минуту почти дикая радость, а сверкающий ножик, которым управляет ее нервно дрожащая элегантная ручка, сильно напоминает собою кинжал. Быть может, миссис Варней замечает сама такое обстоятельство, потому что она начала следить с особенным вниманием за движением стали и вдруг проговорила:
– Как досадно, что я не имею возможности убить кого-нибудь перед началом завтрака! Это бы возбудило, конечно, аппетит сильнее рейнвейна… Гранвиль Варней, мне страшно опротивел подобный образ жизни… Я бы желала снова превратиться в актрису, жить опять в Саутгемптоне. Мне бы хотелось снова вызывать восторг в тупоумной, полупьяной толпе, хотелось бы вернуть свою светлую молодость и…
– Невинность, конечно! – договорил майор, крутя свои усы и кладя в стакан сахар.
– Повторяю вам, что мне опротивела жизнь, которую я веду теперь. Мне надоела эта вечная борьба, для того чтобы слыть богатыми людьми, прибегая для этого к всевозможным проделкам!.. Мы начинаем стариться, пора остепениться и довольствоваться тем, что у нас есть в действительности.
– Это разумно, Ада, вы выражаетесь, как мудрец и философ, и скоро мы действительно начнем другую жизнь.
– Гранвиль, не забывайте, что у вас нет решительно ничего, кроме жалованья.
– Да, в данную минуту, но через месяц будет уже совсем иное. Мне надоела служба, и я не возвращусь больше в Индию, Ада! Я хочу удалиться куда-нибудь в деревню, чтобы провести там с вами, кумир моей души, остаток своих дней… Да, великое счастье не признавать себя виновным в низких действиях! Спокоен только тот, кто никогда не сделал ни малейшего зла!.. Знаешь ли, что мы можем рассчитывать на гостеприимство сэра Руперта Лисля?
