Модноверие | страница 86
— Ильф и Петров, — подсказал Коля, которому это все уже надоело, он предчувствовал скорый конец и не видел смысла его оттягивать. — Слушайте, а за что их выгнали? Как должны были нахерачиться два еврея, чтобы их выперли из этой синагоги? И почему уволился легендарный поэт-долгожитель Саша Красный? Тоже, кстати, еврей…
Главред швырнул в него ежедневником.
Дело спустили на тормозах, но с «Гудком» пришлось расстаться, потому что чаша терпения и все такое прочее.
У Слонимского жена была дама темпераментная и разбила ему нос сковородкой. Колина супруга просто молча забрала дочку, уехала к маме и подала на развод.
Коля так расстроился, что бросил пить. Саша посмотрел на друга — и тоже бросил. Они вдвоем являлись в Дом журналиста и там не пили, наводя тихий ужас на коллег. Не пили неделю. Две недели. Чего им это стоило — ведь оба жили на допинге последние лет двадцать… Ну, чисто физически ничего страшного. Даже белой горячки они счастливо избежали. Разве что у Коли тряслись руки, а Саша обильно потел. Но глядеть на повседневную жизнь столицы нашей социалистической родины трезвыми глазами — вот была подлинная жуть.
— Как вообще можно существовать натрезвя в этой стране? — поражался Коля. — Она же серая. Вся. Серая с красными пятнами.
— Как моя физиономия, — вздыхал самокритичный Саша.
— А мы еще думали, почему спивается народ… Обратил внимание, какие все некрасивые? — шепотом поделился открытием Коля.
— Только сейчас заметил? Лица-то ничего, это ты зря, просто людям не во что одеться.
— Лица тоже… Не очень, — бормотал Коля и затравленно озирался.
Изучать родную историю он в таком состоянии боялся — мало ли чего за окном померещится, вдруг не Мневники, а Капотня, где делают бензин, — и вернулся к классике, но та на трезвую голову с непривычки не ложилась. А голову надо было занимать обязательно, иначе она пугалась окружающего мира и хотела водки.
Коля взял бутылку и пошел к Моисеичу.
— Выручай. Давай ты накатишь и расскажешь что-нибудь душеполезное, а я просто рядом посижу.
— Не надо так, ты меня пугаешь, — сказал Моисеич, делая на всякий случай шаг назад.
— Да все в порядке, не волнуйся.
— А чего у тебя руки трясутся и глаз какой-то шальной?
— Завязал. Третья неделя уже пошла. Чувствую себя… Загадочно.
— У-у… Тебе сейчас беречься нужно. Человек в завязке это поначалу один сплошной оголенный нерв под высоким напряжением. Плюнь на него — зашипит, сильно плюнь — короткое замыкание обеспечено.