На камне, где я недавно валялся, виден светящийся знак «Звезда Велеса», который смутно мне напоминает герб одного ближневосточного государства, и расстелен белый плат; на нем подношения, чарки с хмельным напитком и такое прочее. Гранит теперь и кровью полит. Дождь оперативно смывает ее и перья пострадавших птичек; вокруг валяются тушки с отрубленными головками — кто-то успел поразмяться. Только что я слышал голос Хочубея, но сейчас не вижу его на тусовке. Я бы узнал мужлана с носом, ртом, глазками, сбившимися в неряшливую кучку на кабанистой физиономии. Вместо него жрец, похожий на того косматого тощего гражданина, изображенного на рекламке. Старательно и в рифму славит божество: «Гой, Велесе, яве днесе, гони стады в Поднебесе».
Это, выходит, и есть волхв Вильгельд. Остальные присутствующие его так и величают. В руках у него посох. Мне кажется или тот действительно великоват? Исходя из подземной влажной тьмы, упирается драконьей головой в тучный мрак небосвода, изливающего темные воды. Обращаясь к своему посоху-переростку, волхв нежно называет его — Ящер. Э, не такое ли имя носил зооморфный водный дух у язычников?
Еще один удар молнии освещает сцену — Зорян, вышибивший мне зуб, мочится на голову профессора Воздвиженского. А Услад наслаждается тем, что делает в ту яму по-большому. Умеют же люди получать радость от любых мелочей.
А теперь должен повеселеть Вильгельд, потому что я плещу бензином из канистры на головы археологов. Вот в моей руке появилась зажигалка. Легкий треск, и она украсилась огоньком. Сейчас я просто разожму пальцы, и огонек упадет в яму. Следом туда упаду и я. Бензин может гореть и на воде — все рассчитано точно. Яма тянет меня, она висит на моей шее. Я пытаюсь бежать — и после каждой попытки драпа нахожу себя ровно на том же месте, как во сне-кошмаре. Меня связывают струи дождя: волосы Велесовой бороды.
И за секунду до того, как я должен был разжать пальцы, держащие зажигалку, — вязкая толща пространства прорвана. Прямо на меня наплывает ладья вроде той, что была закопана вместе с витязем Славой, — она бьет меня форштевнем, увенчанным драконьей головой, и выносит из пространства, зажатого между темным небом и мокрой землей, в огромный океан, по которому катятся тяжелые глянцево-гиацинтовые волны. Из его густых вод вырываются кипящие желтые фонтаны, которые, вонзаясь в багровую высь, рвутся к черному солнцу. Это не-явь; может быть, та самая навь — ну, как ее еще назвать — другая проекция большой реальности.
