— Ну, может он просто забыл, что сегодня урок?
— Вот уж не знаю! — фыркнула женщина. — Забыл он или не забыл — разве мне это известно? Убежал, и всё — никому ничего не сказал.
Я чувствовал себя последним идиотом и от ощущения этого начинал нервничать.
— То есть, урока не будет? — спросил я.
— Как не будет? — широко раскрытыми глазами посмотрела она на меня. — Вы не хотите урок проводить?
— Я хочу урок проводить, но если нет Филиппа, то это значит, что урока не будет.
Женщина обеспокоено поднесла руку к лицу. Приложилась ладошкой ко рту.
— Иван! — шепнула она трагично. — Филиппу необходимо развитие. У него трудное детство, он сам трудный ребёнок, через занятие английским, музыкой, через занятия спортом я хочу приобщить его к другим реалиям жизни. Вы понимаете, я хочу показать ему, что в жизни существует и что-то другое, чем пустая и бессмысленная обыденность. Я вас очень прошу, Иван, не бросайте его! Ради бога, не бросайте! Мальчик воспримет ваш поступок как предательство, как измену, вы даже не представляете, к каким переменам в его психике это может привести.
— Ну хорошо, — сказал я. — Давайте подождём его.
Сорок минут я стоял в коридоре и ждал возвращения мальчика.
Женщина топталась рядом и с опасением на меня поглядывала.
— А вы действительно один пришли? — спрашивала она.
— Я действительно пришёл один, — отвечал я. — Мне не с кем ходить на занятия.
— Всё же мне показалось, что я явственно видела чью-то тень на лестничной площадке.
— Я был один.
— Бедный мальчик, а вдруг его поджидают в подъезде?
— Не думаю.
— Вы знаете, что сейчас масса таких случаев? Детей ловят в подъездах и насилуют. Часто убивают.
— Я не слышал про это.
— Да, господи, все только и говорят об этом! Скажите мне, — приблизилась она ко мне. — Вы хорошо относитесь к Филиппу?
— Я замечательно к нему отношусь.
— В ваших словах я слышу какую-то игривость. А мне бы хотелось, чтобы вы ответили искренно, как на духу, как на исповеди.
— Я отношусь к нему замечательно.
— Хорошо, — буравила меня взглядом женщина. — Я верю вам. Я хочу вам верить. Так сложно в наше время верить людям, но я постараюсь вам поверить. Что ещё остаётся мне, кроме как верить?
Филипп так и не вернулся, в конце концов я ушёл.
На город опустилась ночь, я шагал по весенним хрупким корочкам льда до здания своей малосемейки и мечтал о пол-литровом пакете молока, что лежал на балконе — по причине отсутствия холодильника — и батоне хлеба, который я оставил прямо на столе. В этот момент мне ничего не хотелось так сильно, как молока и хлеба.
