— Да-а, грехи наши, — вздохнула сзади баба Фая. — Ну, ну. Это ж тебя кто, а, Володя? Воло-дя!
— Нарекли Сергеем, — сквозь зубы отозвался «тулуп». — Попрошу не тыкать.
— Ну пусть Сергей, — согласилась Фая. — А чего ж это ты в штатском, а?
— Оттого, что не милиционер, — процедил Сергей.
— Все! Приехали, господа. Все!.. — с ненавистью сказала Аня, останавливаясь, потом дала задний ход, озираясь, придерживая одной рукой руль.
— Кто скажет, куда ехать? — наконец затормозив, спросила она неприятным голосом. Бревна впереди топырились как противотанковые ежи. Вот вас попросим, товарищ Сергей.
— Не знаю, — пробормотал Сергей. — Я не местный.
Аня потушила фары, чтоб не слепило, и, дернув дверцу, выглянула. Объездной колеи не видно было, хотя, может, и не ездили тут больше.
Я тоже распахнул дверцу. Мороз был слабый, но, правда, задувал ветер, и поле в сумерках дымилось снегом. Справа, далеко, оно подходило к темному перелеску. Что-то кучкой бежало туда по снегу.
— Собаки, — предположила Аня тихо, — одичавшие. Слышите лай?
Я кивнул.
— Анюта, — начала сзади баба Фая очень подобострастно. — Может, обратно к развилке, а?..
— Да, да! К раз-звилке, — сквозь зубы поддержал Сергей. — Поехали, поехали! К раз-звилке!
Голос у него был как будто знакомый, как и все эти тоскливые поля.
— Паспорт, — усаживаясь напротив, приказал опер. — Вы тут з-зачем?
Мы приехали с самого утра, поезд они называли «теплушкой»: три-четыре вагона всего. Мордовия, Потьма, Явас, 70-й год.
Но был уже вечер. Теплушка ходила два раза в сутки: утром туда, вечером обратно. Вдоль всех лагерей.
— Если бы вас попросила женщина помочь привезти мужу на свиданье поесть, вы отказались бы, капитан?
Мы ехали заново от развилки — сугробы тянулись почти по плечи совсем близко с обеих сторон.
«Этот дурак, конечно, не опер. Молодой еще», — подумал я.
— Кровь. Смотрите, кровь течет! — зашептал он мне прямо в затылок. — Смотрите, опять кровь течет! Рыба…
Он там качался из стороны в сторону, прижимая обмотанную ладонь к животу.
— Нет рыбы, милый, ми-лый, потерпи, — прошептала быстро баба Фая. Нет рыбы, милый!
«Чокнулся, что ли?» — подумал я.
— Только лунку высверлил во льду, — пробормотал он, икая, — оп-пустил леску, хотел на ящик сесть, по-нимаете?! Клюнула! Тащу длинную, ка-ак змея, только она с зуб-б-бами! Вырвалась и — напрочь! По-нимаете?! Откусила мне пальцы напрочь! Понимаете?! Пальцы мои напрочь!
— Милый ты мой, ми-лый, потерпи!!
Мы уже въезжали в открытые ворота, над ними железная арка с надписью полукругом наверху.
