"Сейчас Ржешов распирает от гордости", но "пока что в Ржещове весьма печально и бедненько, и необходим укол из многих и многих миллионов, чтобы город этот стал походить на западноевропейский", - констатирует журналист "ИЕК".
ВАРШАВА
Модернистская застройка вступила и в Варшаву – а что застраивать тут имелось, ведь столица относительно сильно пострадала от войны: ведь она была фронтовым городом, располагающимся на линии Вислы. Конечно, она не познала столь чудовищных разрушений, как после варшавского восстания, но убытки в городской структуре были серьезными. Уничтоженные бомбардировками кварталы отстраивались в том же стиле, что и в уже упомянутом Сандомире. Так что новые кварталы не слишком отличались от тех, которые появились в ранний период ПНР. Ведь ПНР не взялась ниоткуда: в какой-то степени она была, если говорить об архитектуре и городском строительстве, исполнением мечты Второй Республики о форме ее самой. Достаточно почитать, как представляли себе будущее столицы межвоенные авторы science fiction, например, Стефан Барщевский в книге Чанду:
Понятное дело, что в Варшаве Барщевского имелись все те футуристические изобретения, без которых фантастика не может обойтись, то есть "подвижные тротуары, подземные электрические и пневматические железные дороги", но писатель представил и какую-то часть видений межвоенных поляков относительно идеального внешнего вида столицы. А чтобы столица была идеальной, ее следовало поначалу – в соответствии с теми представлениями – разрушить. Только лишь затем, чтобы возвести заново.
"Сохранился лишь седой Рынок Старого Города и кое-где историческая застройка", ну, к примеру, Королевский Замок. "Это были всего лишь немые свидетели политического романтизма, в рамках которого (…) преобладала печаль по прошлому, нежность к созданному отцами и праотцами", - писал Барщевский. Варшава, заново выстроенная на развалинах старой, сделалась "городом, наполненным светом, проникавшим повсюду, где было множество пространства, украшенного зеленью бульваров и парков". Дома, в основном, были "пятиэтажными, приспособленными к окружению стилем и цветом, с как бы отполированными, такими легкими для очистки стенами".
Помимо этих "полированных стен" (которые, естественно, в Варшаве появились, только несколько позднее) – это видение ничего вам не напоминает? Ну а дальше еще лучше:
Варшава – равно как и другие города – должна была стать чистой, свободной от дымов и испарений, ибо "век угля минул бесповоротно". Все должно было приводиться в движение электричеством и водой. О горняках следовало вспоминать с испугом, словно о рабах. "О лошадях как о транспортном средстве было забыто", - писал Барщевский. – "Эти прекрасные животные" сделались лишь "украшением жизни". Все передвигаются на автомобилях, которые "являются одновременно и геликоптерами (…) доступными для каждого и удобными по причине чрезвычайно легких, но могучих аккумуляторов". А потом Барщевского несло совсем: крыши всех домов голода были одновременно и посадочными площадками. На углах этих крыш размещались неоновые надписи с названиями улиц, над которыми варшавянин пролетал, так что город сверху был похож на огромную карту.
