— Лезь на дерево урод! Лезь!
«Понятно. Охота на оппосума. Дальше его будут с веток сбивать палками и камнями, — с тоской подумал Стрелок, — Опять в дерьмо влазить?»
Из двери дома напротив на шум высунулась осоловелая небритая морда и стала заплывшими свиными глазками с интересом смотреть на бесплатное представление.
Бедный калека пробежал мимо Стрелка, засыпав его сапоги пылью, проковылял ещё несколько ярдов, запутался в собственных ногах и упал с отчаянным плачем. Он знал, что его ждёт. Глухо хлопнулся об землю бумажный пакет, и него посыпались кулёчки, свёрточки, пакетики, горсть затёртых центов и полуцентовиков.
Его преследователи, издавая вопли, как банда пьяных индейцев, ринулись к нему. Когда их предводитель поравнялся со Стрелком, то споткнулся об подставленную ногу и, получив тычок кулаком между лопатками для дополнительного ускорения, рухнул на землю. Остальные «охотники» в недоумении замедлили свой бег и остановились.
— Ты, чо делаешь?
К Стрелку косолапил, спотыкаясь и перебирая кривыми ногами, обладатель небритой морды. Объёмистый живот колыхался студнем под линялой потной рубашкой. Длинное новое топорище казалось прутиком в его ручище.
Стрелок выплюнул изжёванную соломинку и откинул полу сюртука, показав кобуру, из которой торчала рукоять кольта.
— Гавьядуин[1].
— Чо? Толстяк замер в удивлении.
— Ховди[2].
— Ты, чо с Алабамы?
— Штат Одинокой Звезды.
— А, чо ты встреваешь за этого недоноска, чернолюб?
— У нас, если хилого котёнка не утопили сразу, то потом заботятся до конца его жизни.
— Странные вы какие-то, «длиннорогие»[3]. И отхаркнулся плевком табачной жвачки, коричневым и длинным как болотная гадюка.
— А вы бестолковые. Парни из «Белой камелии»[4] ругаются, когда рабочую скотину понапрасну мучают.
Его собеседник выпучил глаза, постоял, пожевал ртом, обмозговывая для него что-то дикое и страшное, повозился разбитыми башмаками.
— Так я пойду?
— Да иди.
Толстяк ещё потоптался, развернулся и влепил развёрнутой ладонью оплеуху одному из загонщиков, стоящих у него за спиной.
— Домой, обалдуй.
Негритёнок так и лежал в пыли, тихо завывая и захлёбываясь слезами.
Стрелок подошёл к фигурке, скорчившейся рядом с завалившимся забором из горбыля.
— Давай вставай. Пойдём, провожу тебя.
Малец размазал слёзы по грязной обезьяньей рожице — А бить не станете?
Идти пришлось недалеко, каких-то полмили. Но Стрелку показалось, что шли они бесконечно долго. Он еле успевал за своим проводником. Холодный пот струйкой стекал по позвоночнику, ноги сводило судорогой, в голову казалось всунули громадный шершавый кирпич. Пакет, который он взял у мальчишки, норовил завалить в заросли полыни, подступавшей к дороге.
