— Напрасно волнуешься, — сказал Варлаев. — У тебя будет полнейшая занятость. Весь фильм построен на тебе. Контрабандисты в мертвеце перевозят наркоту. Мертвеца то выкрали, то потеряли, то уронили в реку… Два с половиной часа тебя будут тягать на экране.
Предложение Шурбин принял. Фальшиво улыбаясь, согласился. Основным аргументом оставались деньги. Но вечером, слегка накатив, он обратился ко мне жалобным тоном:
— Играть труп… Я действительно выгляжу таким нездоровым?
— Что тебя смущает?
— Как что? Не так уж весело играть мертвых! К тому же с этой ролью любой справится… Господи, какое унижение! Вчера в спектакле я был Геростратом, а тут — труп.
— Герострата в финале зарезали, — напомнил я. Маленькие глазки Шурбина расширились:
— Подразумеваешь какую-то связь?
— Да нет. Так, ляпнул.
Работая с Варлаевым, мы с Шурбиным были свидетелями забавного случая.
Оградили место съемок, чтоб никто из прохожих не мешал. Притащили аппаратуру, выставили свет…
Началась съемка. Актеры ведут диалог перед камерой. Мимо ветром проносит полиэтиленовый пакет. Кулек пролетает за спинами актеров.
— Стоп! — кричит оператор и объясняет режиссеру:
— Мусор в кадре.
Стоящий неподалеку, чуть левее, шагах в пяти от актеров, милиционер из оцепления растерянно бормочет:
— Извините, я не знал, — и отступает назад. Оператор смущен:
— Я имел в виду кулек. Милиционер смущен не меньше:
— Да-да, я понял, — говорит он.
Глава двадцать третья Ослышка
Однажды мы с Кириллом спустились в «библиотеку, пролистнуть страниц по сто пятьдесят».
— Стихи не бросил писать? — спросил я его, когда мы выпили.
— Бросил.
Голос у Кира был в точности как у Высоцкого. А вот таланта — меньше.
Мы поболтали о том о сем. Но разговор не клеился.
— Ты был вчера, — неожиданно сказал Кир. — Как тебе?
Вчера шел спектакль, в котором я не беру участие. Единственный, где Кир играет главную роль. Я не выдержал и где-то в середине второго акта покинул зал во время музыкального отступления, в твердой уверенности, что никто не заметил.
— Кир, без обид. Твоя неизгладимая улыбочка все рушит. Тебе противопоказано играть в комедиях. Кто-то — не помню кто — сказал, что комедия это трагедия, которая произошла с другими. И чем серьезнее и честнее играешь в предлагаемых обстоятельствах, тем интересней и смешнее зрителю. А ты постоянно на полурасколе. Тебе явно плевать и что жена пропала, и что следующий брак под угрозой. Ты хочешь лишь любыми средствами смешить публику. И сам аж подпрыгиваешь от восторга, что она ржет. Нет, братан, это не театр. Это клоунада.
