Горячее молоко | страница 77
Взглядом он говорил, что посмотреть тут не на что и надо бы поставить меня на место, припугнуть, а на это вполне способны его глаза, аватары мозга.
Леонардо лишал меня силы.
Мне предстояло отразить этот взгляд, парировать разум, отсечь Леонардо голову собственным взором, точь-в-точь как Ингрид отрубила голову змее, поэтому я вперилась прямо ему в глаза.
Он застыл; сигарета, зажатая между большим и указательным пальцами, зависла в воздухе.
А Ингрид вдруг подбежала к нему и поцеловала в губы. Тут Леонардо очнулся. Он хлопнул ладонью по ее ладони, будто в знак приветствия, а Ингрид атлетически потянулась к нему; все это время она держала другую его руку в своей.
Можно было подумать, она затевает предательство: да, мол, хоть я и с ней, но я не такая, как она, я с тобой.
Они заговорили по-испански; рядом, в конюшне, били подковами лошади.
Уж не знаю, чего Ингрид от меня хочет. Жизни моей не позавидуешь. Мне и самой такая жизнь ни к чему. И все же при всей унизительности моего положения, при полном отсутствии романтического ореола (больная мать, бесперспективная работа), Ингрид хочет быть со мной, ищет моего внимания.
Она рассказывала Леонардо, как разделалась со змеей. Он вонзил пальцы с обкусанными ногтями в ее правый бицепс, словно говоря: «Ух ты, ну и силища — змею своими руками укокошила!»
Коричневые кожаные сапоги для верховой езды доходили ему до колен.
Ингрид они приводили в восторг.
— Леонардо обещает подарить мне свои сапоги.
— Да, — подтвердил он. — Будешь в них гарцевать на моем лучшем андалузце. Его зовут Рей, он ведь лошадиный король, и грива шикарная, как у тебя.
Привалившись к Леонардо, Ингрид со смехом заплетала косу.
Я повернулась в его сторону и спокойно выговорила:
— Когда она оседлает андалузца, в руках у нее будут лук и стрелы.
Ингрид махнула кончиком косы по тыльной стороне ладони.
— Да неужели, Зоффи? В кого же я буду стрелять?
— В меня. Стрела твоего желания вонзится мне в сердце. На самом деле это уже произошло.
На миг она оцепенела, потом обеими руками зажала мне рот.
— Зоффи наполовину гречанка, — сообщила она Леонардо, будто этим все объяснялось.
Леонардо дружески ткнул ее в бок. Сказал, что при случае занесет ей сапоги и покажет, как их драить.
— Gracias, Leonardo. — Она раскраснелась и широко распахнула глаза. — Зоффи отвезет меня домой. Пусть учится водить.
Хромота
Три ночи я не спала. Жарища. Комары. Медузы в маслянистом море. Голые склоны. Вызволенная мною, а потом, видимо, утонувшая немецкая овчарка. Беспощадный стук в дверь пляжного домика. Я уже заперлась и не откликаюсь, разве что вчера, когда пришел Хуан. В свой выходной он предложил поехать на мопеде в Кала-Сан-Педро. Это единственный пляж с источником пресной воды. Можно полпути проехать по суше, а там его друг подбросит нас на катере. Я сказала, что мама хандрит. Я — ее ноги, ведь она полупарализована. Но мне бы со своей персоной разобраться. На меня вновь напала хромота. Не помню, куда засунула ключи от машины, не могу найти щетку для волос. Происшествие со змеей и моя потеря сил перед Леонардо постоянно сталкиваются у меня в голове со всеми другими мыслями.