— Зоффи, дай я посмотрю свежие укусы.
Я подняла ночную рубашку.
— Ой, бедненькая, эти морские чудовища просто злодеи. Ты как с войны, правда.
Из-за стенки подала голос Роза:
— София, в доме кто-то есть.
Я с головой спряталась под простыню.
Ингрид сдернула простыню у меня с головы.
— Ты сказала матери, что не запираешь на ночь дверь?
— Нет.
Ингрид стянула с правой руки белую перчатку.
— Я принесла тебе лесной мед манука, от трещин на губах. — Макнув мизинец в склянку, она смазала мне губы. — Ты перестаралась с загаром, Зоффи.
— Мне нравится загар.
— Где твой отец?
— В Афинах. У меня появилась сестренка. Ей сейчас три месяца.
— У тебя есть сестра? Как ее зовут?
— Понятия не имею.
— У меня тоже есть сестра. Живет в Дюссельдорфе. — Набрав полную грудь воздуха, она подула на мои ожоги. — Так приятно?
— Да.
Ингрид объяснила, что направляется в винтажный магазин на ретро-вечеринку в стиле тридцатых годов прошлого века. Там будет выступать какой-то местный оркестр с репертуаром из старых мелодий. Можно надеяться, сказала она, что я стану о ней думать, слыша эту музыку со своего одра болезни, а она сорвет веточку пустынного жасмина и подумает обо мне. Белой перчаткой она погладила меня по плечу.
— Тебе нравится вкус этого меда?
— Нравится.
Она сказала, что знает все танцы тридцатых годов, но охотнее покаталась бы верхом в горах, потому что для медленных танцев у нее слишком много энергии.
— Хочешь, я ненадолго к тебе прилягу, Зоффи? — Да.
— Ты чудовище, — прошептала она.
Склонившись надо мной, она слизнула мед с моих губ. Потом распрямилась, и складки красного платья коснулись кафельного пола. Она долго стояла без движения.
Через некоторое время на меня напал такой же мандраж, как в женском туалете в день нашего знакомства. Мне захотелось от нее избавиться, но я не знала, как попросить ее уйти. Когда я сказала, что мне придется встать, чтобы дать маме попить, Ингрид рассмеялась из темноты.
— Если хочешь, чтобы я ушла, почему не сказать попросту?
У моих губ вились две мухи. Я собралась с силами. Мне не хочется, чтобы она таилась в темноте. До чего же трудно сказать вслух то, что вертится на языке.
— Приедешь ко мне в Берлин?
— Приеду.
Стоя надо мной, как элегантная плакальщица на бдении у гроба, она вновь перешла на шепот. Ей хотелось, чтобы мы вместе провели Рождество; перелет она оплатит. В Берлине зимой холодно. Нужно взять с собой теплое пальто, и мы поедем кататься в карете. Это развлечение для туристов, но ей тоже нравится, особенно в снегопад. Поездка начинается от Бранденбургских ворот и заканчивается у контрольно-пропускного пункта «Чарли». Она будет держать у меня над головой ветку омелы, чтобы я могла соблюсти традицию. Вроде как она подразумевала, что я прильну к ее губам не по своему желанию, а по воле омелы.
