Он явно был расстроен. Закрыв свои взволнованные яркие глаза, Гомес опустил руки на колени.
— Краску можно отчистить, но меня не покидает мысль, что кто-то хочет дискредитировать мою практику.
Мальчишка с «ирокезом» и его маленькая сестренка теперь волокли надутую лодку через площадь в сторону пляжа. Их брат поспевал сзади с веслами.
Гомес — шаман? Роза озвучивала эту идею.
Мне уже было наплевать на двадцать пять тысяч евро, которые мы с таким трудом наскребли, чтобы ему заплатить. Пусть забирает мой дом. Если он убьет оленя и приготовит из его внутренностей чудодейственное снадобье для неходячих, я буду только благодарна. Мама внушила себе, что стала жертвой злых сил, а я плачу ему не за то, чтобы он потакал ее фантазиям насчет контроля над реальностью.
Вечером, бродя по деревне, я сорвала две веточки с куста жасмина, растущего у дома на середине склона. Во дворе на приколе стояла синяя резиновая лодка с именем «Анжелита» на борту. Я растерла в пальцах пару нежных белых лепестков. Запах был сродни забвению, какому-то трансу. Арка пустынного жасмина стала зоной коматоза. Я смежила веки, а когда вновь открыла глаза, увидела внизу Ингрид и Мэтью, которые поднимались по склону в винтажный магазин. Ингрид подбежала и чмокнула меня в щеку.
— Мы идем забирать оставленные для меня заказы, — сообщила она.
На ней было оранжевое платье с перьями вокруг выреза, а на ногах туфли в цвет, с открытым мыском.
Ее догнал Мэтью.
— Инге сшила это платье своими руками. Ей явно недоплачивают. Я собираюсь выбить для нее прибавку. — Он заправил волосы за уши и рассмеялся, когда она ущипнула его за руку. — С Инге лучше не связываться. Она просто безумная, когда злится. В Берлине три раза в неделю ходит на тренировки по кикбоксингу — с ней не шути.
Мэтью направился к хозяйке винтажного магазина, дал ей прикурить и повернулся к нам спиной.
Протянув руку, Ингрид погладила мои волосы.
— У тебя тут узелок. Я сейчас вышиваю два платья таким швом, который называется французский узелок. Приходится дважды оборачивать нитку вокруг иголки. Закончу — сошью что-нибудь для тебя.
Перья у ее шеи трепетали; я поднесла к ее носу жасмин.
Мимо нас с ревом промчался вверх мопед, на котором примостились двое подростков.
— Думаю, ты сорвала эти цветы для меня, Зоффи.
От запаха бензина и жасмина я едва не лишилась чувств.
— Да, я сорвала эти цветы для тебя.
Стоя у нее за спиной, я заправила лепестки под ленту ее косы. Шея у нее была мягкой и теплой.
