Горячие камни. Прозрачное море.
Медуз не видно. Сегодня они уплыли из океана. Куда? Я прижимаюсь щекой к белому галечнику. На мне нет ничего, кроме осколка стекла над бровью. А я больше не хочу задумываться, что обозначает одно или другое.
Горячий белый галечник греет мне живот, соленое море оставляет белые разводы на моей коричневой коже. Это рай, но счастья нет. Я — как эта собака, что раньше принадлежала Пабло. История — это темный колдун у нас внутри: так и норовит вырвать печень.
Целый день будет мною убит на Пляже Мертвых.
Позвонил Дэн из Денвера: говорит, заново побелил стены подсобки в «Кофе-хаусе». Можно подумать, этот пустяковый ремонт сделал его владельцем моей комнаты. Он напомнил, что под кроватью остались какие-то мои книги по антропологии. А куда девать мои туфли в мешке и зимнее пальто — и то, и другое висит на крючке за дверью? Это катастрофа. Подсобка служила мне квартирой. Жилище хоть и скромное, временное, но это мой дом. Я оставила свою метку на стенах, когда выписала цитату из Маргарет Мид и проставила все пять точек с запятой которые, между прочим, в текстовых сообщениях означают подмигивание.
«Я говорила своим студентам, что для постижения себя есть следующие способы: наблюдение за младенцами; наблюдение за животными; наблюдение за представителями первобытных культур; прохождение сеансов психоанализа; обращение к вере и преодоление оной; психотический эпизод и преодоление оного».
В тот вечер я столкнулась с Мэтью, который нес коробку с вещами из винтажного магазина. Он объяснил, что это работа для Ингрид, которую та возьмет на дом, когда будет уезжать в Берлин, и спросил, не хочу ли я что-нибудь ей передать. Можно было подумать, мне запрещено с ней общаться, кроме как через него.
Я стояла под беспощадным августовским солнцем, потная, в изнеможении.
Так есть ли у меня какое-нибудь сообщение для Ингрид?
Я заставила его подождать.
— Кстати, София, помнишь, вы с Инге сперли у меня из погреба бутылку вина? Это марочное вино среднего уровня, стоимостью в триста фунтов. Так что половина — с тебя.
Руки у него были заняты коробкой, поэтому для выразительности он помахал в мою сторону носком белой матерчатой туфли на веревочной подошве.
Мой собственный смех показался мне чудовищным.
— Передай ей, что кобелек Пабло цел и невредим, бегает на свободе. Он отлично плавает, потому что у него морское прошлое.
— В каком смысле морское прошлое?
— В щенячьем возрасте его, очевидно, приохотили к плаванью.
