— Догадался бы кто, плешь свинячья, воду в аквариуме поменять… — и Шухов кивнул на графин. — Полковник помои жрет. Это как?
С лета в ихуправлении не было уборщиц. Зарплаты не хватало даже на хлеб, весь технический персонал разбежался, а гонять со шваброй задержанных бомжей Иван Данилович брезговал, справедливо полагая, что от грязных людей может быть только грязь.
— Разрешите, Иван Данилович? — встрепенулся Денис. — Парни сейчас чистую принесут!
— Ага, принесут…
— Так точно!
— …и плюнут! В графин.
— Зачем плюнут… Иван Данилович? К вам такая уважу-ха. У всех!
— А, слушай… — отмахнулся Шухов. — Я начальника своего, генерала Стадничука, знаешь как уважал? А все равно плевал ему в чай. Характер такой. Не люблю начальство, как каждый настоящий русский. Мы же все как в поле рождаемся. Нам простор требуется. Какая география, такие и мы. А начальник — это всегда формат. Главное для начальника-чтобы я не размахнулся. Ему же отвечать потом… — согласен со мной?
Дежурный Игорек распахнул двери:
— А вот и пивочко, товарищ полковник!
Он нес поднос, уставленный «Жигулевским» и «Оригинальным».
— На пол ставь, — приказал Шухов.
Он открыл сейф и, озираясь, словно кто-то может войти, вытащил из сейфа пакет с воблой.
— Ну, давай, опер, к нашим баранам.
«Наконец-то», — подумал Денис.
— Значит, Красноярск… — Иван Данилович сел за стол. — В покойниках уже 48 граждан. Руководители коммерческих структур. И еще 27 человек — блошки-вошки-мандавошки… наш с тобой, опер, родной контингент.
Палят шершавые без промаха. Только что на постоянку к Богу отправили некого Цимика, Виктора Аркадьевича, бывшего секретаря крайкома партии. Этот Цимик приватизировал в Красноярске торговый центр. И получил в купол 14 пуль.
— Что там… от башки осталось…
— …маленькая лужица с ужасным запахом. Слушай, почему мозги так воняют? Не нюхал? Хуже говна, брат. Воблу хочешь?
— Никак нет.
— Астраханская… — мечтательно произнес Иван Данилович.
— Я соли боюсь. В Финляндии, говорят, даже селедку запретили! Одни инсульты кругом.
— Да? Ну, чисть тогда…
«Большая кровь Енисея» хлынула в январе 92-го, когда в центре Красноярска, у оперного театра, был расстрелян вор в законе Федоров.
«Смотрящим» за городом становится некто Косяк, но скоро, через месяц, Косяк бесследно исчезнет и власть в Красноярске перейдет в руки двух молоденьких воров: Ляпы и Толмача.
В апреле, после Пасхи, о правах на Красноярск заявила еще одна бригада — некоего Бородина (погоняло «Борода»). — Кто он, этот Бородин, неизвестно, но за ним вроде бы стоит сам Валерий Длугач, известный московский вор.
