Тьма кромешная | страница 94
– Ему больно…
Сунчице показалось, что она слышит что-то такое в его голосе, чего раньше там не было.
– Ты чувствуешь его боль? – Легкое, но одновременно приятное удивление сквозило в этой фразе.
– Мне кажется, да…
Она подняла глаза на Тилля, что-то неуловимое изменилось в выражении его лица, его взгляде, он как будто бы ожил, искорки появились в уголках его глаз. Сунчица широко улыбнулась:
– Пойдем скорее. Сегодня хороший день, у нас все получится.
Локи перестал скулить и поднялся на три лапы, опасливо и жалобно поджав четвертую.
До старого платана оставалось совсем немного. Вот уже был виден и холм, одиноко возвышаясь на котором платан, казалось, присматривает за всем лесом. Старожилы сказывали, что этот платан – старейшина Черного леса. Приблизившись к нему, Сунчица положила ладонь на его гладкий, лишенный шершавой коры ствол и поздоровалась на том языке, который понимают все деревья. Несведущие люди принимают шум леса всего лишь за шелест ветвей и листьев да свист ветра со скрипом стволов. Но Сунчица понимала его и немного могла говорить.
– Неси хворост, – обернулась она, пошептавшись с платаном, к Тиллю. Еще утром, собираясь в дорогу, они взяли маленькую вязаночку хвороста. «Никаких дров!» – строго предупредила Сунчица.
Костерок получился совсем маленький. Сунчица, увидев первый дымок, принялась медленно кружиться вокруг огня, постепенно набирая темп. Закончив танец, она воздела руки к платану и запела своим удивительным голосом. Тилль не понимал слов, но ощущал смысл песни – она просила старейшину Черного леса проводить с почестями зиму и пригласить весну, а солнце она просила растопить снег и разбудить природу. С последним звуком песни из-за тяжелых низких облаков, с утра бродивших по небу, прорвался солнечный лучик и лег у ног Сунчицы. К ней подошел Тилль и прошептал как будто бы про себя:
– Я ощущаю что-то. – В голосе у него появилась нотка, похожая на волнение. – Где-то в глубине груди, там как будто бы что-то щемит и одновременно так светло, а еще я чувствую эту соленую росу на лице. – Он задыхался, как человек, вынырнувший из толщи воды и сделавший первый глоток воздуха.
– Это слезы. – Сунчица с нежностью смотрела на него, раньше он видел этот взгляд, лишь когда она разговаривала с зайчиками или кормила бельчат.
– Да, да, ты говорила, точно, слезы! – Тилля переполняли какие-то новые, неведомые ему ранее ощущения, мир вокруг начал приобретать краски, он ослеплял и оглушал его. – Что со мной? – Он оглядывался по сторонам, глаза его были широко распахнуты, словно он только что впервые увидел окружающий его мир.