— Слышали, вчера наши взяли на юге еще два города.
— Откуда же я мог слышать, — буркнул Пинчук, большими глотками допивая кружку.
— Ой, правда! — спохватилась Варя. — Извините…
Он ничего не ответил, даже не посмотрел в ее сторону.
— Налить еще чаю? — спросила она после паузы.
— Чуть-чуть…
Варя снова подошла к столу. Но Пинчук уже не решился разглядывать ее в упор. Он смотрел теперь на ее руку, обхватившую дужку черного от копоти чайника. Узкая маленькая рука — что можно сделать такой рукой на войне?
Он взял наполненную чаем кружку и стал пить, с удовольствием ощущая, как проникает в него тепло. Он не притронулся к сахару, который она положила перед ним в маленьком пакетике. «Девчонки все сластены, наверно, экономит каждый кусочек». Шальная мысль пришла ему в голову. Он протянул руку, взял из кулечка белый квадратик и сунул быстро к себе в карман. «Я возьму это с собой — на память…»
Несколько секунд длилось молчание. Тишина в землянке, тишина за дверью, блиндаж, телефон, забытый в углу… Никогда Пинчук не предполагал, что бывает такая тишина.
— Ах, когда же эта война закончится! — сказала Варя.
— Дойдем до Берлина, тогда и закончится, — ответил сухо Пинчук. И, помолчав, спросил уже другим тоном: — Домой захотелось?
— Да, домой, — ответила покорно Варя. — Все ведь хотят домой. Вы тоже хотите. Правда?
Пинчук пожал плечами и ничего не ответил.
— Вы давно тут стоите в обороне? — спросил он.
— Недели полторы, может, чуть меньше.
— А сами что, — Пинчук быстро взглянул на нее, — при батальонном командире находитесь?
— Нет, — покачала головой Варя. — Я в роте связи, наши землянки расположены подальше, за лесом. А здесь меня заставили дежурить.
— Понятно, — протянул Пинчук и почему-то обрадовался. — Связь, значит?
— Да, связь, — улыбнулась Варя.
— Понятно, — снова повторил Пинчук и, подумав, добавил: — Ваш комбат мне понравился.
— Капитан — хороший человек. Его все любят.
— Хороший, это я сразу понял…
Пинчук тяжело нахмурился и уставился на коптящий факел гильзы — в колеблющемся язычке пламени вдруг мелькнуло перед ним лицо Паши Осипова. Пинчук вздохнул и положил руки на стол, но тут же снова убрал их, стыдясь ссадин и грязи под ногтями. Все вдруг взбунтовалось в нем. Он сидит в теплой землянке за кружкой чая — опорожненная банка консервов, чайник, девушка в гимнастерке, из рукавов которой выступают маленькие узкие ладошки. А его друг Паша Осипов, может быть, все еще плывет в черной бездне, поглотившей его, черные воды треплют его кудрявую голову, и холодные струи заливают веселые цыганские глаза.
