Завтрак был скудный — запасы продуктов иссякли. Полсухаря на человека и банка тушенки на шестерых. Самому Поздышеву есть не хотелось. Он попросил Рябинина принести котелок воды, ополоснул лицо, остальное выпил, заедая сухарем.
— Тушенку, товарищ капитан, — стал предлагать Рябинин.
— Не хочу.
— Ну вот еще, — Рябинин насупился, испуганно глядя на капитана. — Второй день ничего не едите. Так нельзя. — Но, видя, что капитан не слушает его, закрыл откупоренную банку и спрятал в мешок.
Что могло случиться с Жердевым? Попал в засаду? Убит? Эти вопросы не давали Поздышеву покоя. За несколько дней боев и отступления, блуждания по лесам он привык к Жердеву, как к близкому человеку. Привык к его отрывистой манере разговора, к его исполнительности и деловитости. С ним, с Жердевым, и больше ни с кем, делился он своими опасениями и надеждами, на него возлагал самые ответственные и опасные задания. После того как батальон, обороняясь, потерял большую часть своего состава, не было у Поздышева ближе человека, чем Жердев. «Как же это случилось, что Жердев погиб?» — спрашивал себя Поздышев, совершенно уверенный сейчас в том, что Жердев именно погиб, а не взят в плен и не ранен.
8
В десять часов утра с шоссе свернули две танкетки, проехали метров двадцать по направлению к лесу и остановились. Тут же выпустили две фосфоресцирующие трассы. Пули защелкали по стволам деревьев, сучья и листва мягко падали на землю и в окопы к солдатам. Дав несколько очередей, танкетки двинулись вперед и снова встали, и снова над окопами засвистели пули, вгрызаясь с треском в деревья.
Затаив дыхание, Лубянов наблюдал за танкетками. «Нащупывают, пристреливаются. Скоро подойдут к опушке вплотную», — думал он. Танкетки, однако, постреляв, пошли вдоль леса, одна за другой, держа интервал метров в десять, потом повернули обратно.
Сзади, в кустах, послышалось шелестение. Лубянов обернулся и увидел Поздышева.
— Не стрелять! Без команды не стрелять! — повторил капитан сиплым голосом и, присев на корточки за кустом, раздвинув ветки, стал разглядывать немцев в бинокль. Видимо, Поздышев чувствовал себя плохо — лицо синее, с желтизной, глаза запали.
— Они разворачиваются, — заметил Лубянов.
— Спокойно, товарищи, — отозвался Поздышев. — Не шевелиться!
— Уходят вроде…
— Может…
— Тихо, тихо…
Прижав к глазам окуляры бинокля так, что кости надбровных дуг запыли, Поздышев следил за танкетками.
— Уходят.
Он поднялся, пошел, пригнувшись, в глубь леса, и в эту минуту громовой треск раздался над их головами. Один, другой, третий… Взрывы следовали друг за другом так часто, что невозможно было понять, откуда стреляют: то ли из деревни, то ли со стороны шоссе. Осколки с яростью вонзались в землю, с отчетливым стуком впивались в деревья, хищно стрекотали в листве. «Шрапнелью бьет», — подумал Лубянов и скомандовал:
