Он сидел за соседним столиком с приятелями и буквально в упор расстреливал меня взглядом. Потёртая замшевая куртка, засаленная на рукавах, языки выбившегося из-под неё ворота красной холщовой рубахи, кожаная кепка, лежавшая рядом с бутылкой дешёвого сидра… Студент? Мастеровой? Механик?..
Взгляд напротив становился всё упорнее, в нём появилась какая-то безотчётная страстность. Едва уловимым кивком я сделала юноше знак в сторону дверей, затем нарочито громко потребовала счёт, и ещё раз посмотрела на него, давая понять, что буду ждать его на улице. Он вышел через минуту. Не говоря ни слова, положил свою руку мне на затылок и притянул к себе, ткнулся шершавыми, обветренными губами в мои губы. До машины, стоявшей через дорогу, мы доплелись вслепую, спотыкаясь, вцепившись друг в друга жадными, нетерпеливыми пальцами.
…Я проснулась от какого-то шуршания. Повернув голову, увидела, как он, сидя на краю кровати, чиркает что-то в блокноте.
— Что ты делаешь?
— Рисую.
На листке резкими энергичными штрихами была запечатлена спящая нагая женщина.
— Если когда-нибудь этот этюд превратится в картину, я назову её «Одиночество приходит в сумерках», — сказал он.
— Ты художник?
— В свободное время.
Мне хотелось спросить: «В свободное от чего?», но я сдержалась, да это и неважно — времени на разговоры всё равно больше не было: рано утром я планировала ехать в банк, и с ночным гостем пора было закругляться.
Закалывая растрепавшиеся волосы, я указала жестом в сторону тумбочки:
— Деньги возьми там.
Бросив на меня недоумённый взгляд, он машинально открыл ящик тумбочки. Недавнюю растерянность сменила гримаса отвращения. Он сгрёб банкноты и швырнул мне в лицо. Я и опомниться не успела, как на меня со всех сторон посыпался град тумаков.
— Сука! Какая же ты сука! — вопил он, лупцуя меня, как иступлённый.
— Прекрати! Что ты делаешь? — орала я, уворачиваясь и заслоняясь руками от затрещин.
Наконец мне удалось оттолкнуть его и вырваться.
— Ты чокнутый, да? — отбежав от него на безопасное расстояние, я набросила на плечи пеньюар. — Ты меня чуть не убил!
— Я, по-твоему, кто — проститутка? Как ты смеешь так меня унижать!
— Прости… я не думала… — ситуация была настолько нелепой, что я чертыхнулась.
— Сволочь! — процедил он, запуская в меня блокнотом.
Я присела, и он просвистел над головой.
— Извини, я не хотела тебя обидеть… — теперь на свету я смогла его, как следует рассмотреть: голый, встрёпанный, взбешённый — он был чертовски хорош собой.
