— Как знать, — закуривая, задумчиво проговорил дон Амаро. — Иногда прощание — это самый короткий путь навстречу…
Эти слова неприятно врезались в память. Тогда я просто проигнорировала их, они показались мне всего лишь цветистой фразой, изящным риторическим ребусом, расшифровывать который не было никакого желания, но впоследствии неоднократно их вспоминала — они оказались пророческими: чем дальше я пыталась уйти от дона Амаро Меццоджорно, тем ближе к нему приближалась, пока однажды не поняла, что я — всего лишь слепок, снятый его руками с самого себя.
Фазенда Сантос, получившая название по одному из сортов кофе, перешла в мои руки, хотя я до последнего сомневалась, что дон Амаро сдержит слово и оформит дарственную — он никогда ничего не делал бескорыстно. Но, наверное, это имение и правда не представляло для него никакой ценности, раз он с такой лёгкостью отдал его мне. Кроме того, он отписал мне особняк в Копакабане[55], на что я уже совершенно не рассчитывала. По его словам, это был «прощальный подарок». Я же сочла этот широкий жест неуклюжей попыткой откупиться от прошлого.
Впоследствии особняк сыграл роковую роль в жизни очень многих людей. Будто что-то предчувствуя, я долго не могла найти ему применение. Если, став хозяйкой плантации, я тут же облюбовала тамошнюю усадьбу и переехала туда, то дом в Копакабане длительное время пустовал: переселяться в Рио-де-Жанейро я не собиралась, и у меня не было там никаких дел, чтобы возникала необходимость останавливаться в этом доме проездом.
Это было огромное двухэтажное здание, не лишённое красоты и вкуса: белое, украшенное в старинном португальском стиле орнаментом из голубой эмали. В своё время оно досталось дону Амаро Меццоджорно в счёт уплаты долга от одного разорившегося землевладельца, который, судя по слухам, там и покончил с собой после банкротства. Располагалось оно в некотором удалении от основных городских строений, на омываемой Атлантическим океаном песчаной отмели, заросшей кокосовыми деревьями, чуть поодаль — высились горы, в которые понемногу вгрызались застраивающиеся с каждым годом всё новые и новые улицы. Со всех сторон дом был обнесён высоким массивным забором из обожжённого кирпича. Середину площадки перед центральным входом занимал сквер: давно не стриженый газон, над которым возвышались две одинокие пальмы, заросли буйно цветущего кустарника, запущенный бассейн, где вдоль обезображенных тлёй водяных лилий неторопливо и совершенно безбоязненно скользили серебристые спинки хараки
