— Ну, нет… нельзя вот так вдруг, с бухты-барахты… Да и поздно уже.
— Святая Мадонна! И это говорит Антонио!..
Я начинала нервничать: если не поторопиться, минут через десять нагрянут стервятники Меркадо.
— Послушай, Джованна, сейчас не совсем подходящее время для таких рандеву.
— Наоборот — в этот час открыты все рестораны.
— Я не про это.
Если он продолжит разглагольствовать, мы не успеем убраться из дома.
— Да брось ты! Что плохого, если мы немного развлечёмся, только и всего? — мне с трудом удавалось сохранять самообладание.
Видя, что он колеблется, я подбросила дровишек в костёр.
— Не хотела говорить. Я собираюсь купить новую картину Тарсилы ду Амарал[95]. Хочу сейчас поехать забрать её.
Антонио точно споткнулся на ровном месте.
— Тарсила продаёт тебе картину?.. За сколько?
Тарсила ду Амарал когда-то была близкой подругой Антонио, но его мнение о её творчестве было крайне невысоким: он считал её работы невзыскательными и лишёнными глубины. Узнав о персональной выставке Тарсилы в парижской галерее Персье, он от возмущения целую неделю сотрясал кулаками воздух…
— Пустяки. Полмиллиона, — сделав неопределённый жест рукой, отозвалась я.
Его физиономию перекосило.
— Сколько?
— Ты не видел мою горжетку?..
— Полмиллиона за какую-то мазню?! — выпучив глаза, он смотрел на меня так, точно я была умалишённой.
— «Мазню»? Это в тебе говорит профессиональная ревность. Тарсила — гениальная художница. Картина, которую я хочу приобрести, — подлинное произведение искусства. И идеальное капиталовложение.
— Ты ни черта не понимаешь в живописи! То, что она малюет — детские картинки. Такое нарисует любой школьник.
— Завидуешь?
Кажется, теперь я попала в самое яблочко. Он аж позеленел.
— Я?.. Едем, чёрт возьми! Я хочу собственными глазами увидеть этот шедевр!
— Я только поднимусь наверх за сумочкой…
Только сейчас я вспомнила, что Тарсилы и в Бразилии-то нет — они вместе с супругом путешествовали по Европе и, кажется, не торопились возвращаться; Антонио, войдя в раж, об этом тоже, похоже, забыл… Ну, да ладно, как-нибудь выкручусь.
…Мы уже отъезжали от дома, когда к особняку со всех сторон начали стягиваться полицейские автомобили. Без сирены, неслышно, они медленно двигались вдоль ограды. Несколько мужчин, на ходу выскочив из машин, крадучись, как кошки, расходились по сторонам, сливались с тенями заметно удлинившихся, фантасмагорически вычурных пальм.
Надеясь, что Антонио не обратит на них внимания, я поспешно нажала на газ. Но он заметил непрошенных гостей: «Какого чёрта им здесь надо?.. Останови…». Поскольку я продолжала ехать дальше, он, ухватившись за мои руки, начал отдирать от их руля. «Это полиция! — орал он. — Надо предупредить Престеса и Ольгу!». Я изо всех сил пыталась удержать его в машине, но он вырвался и стремглав бросился через улицу к дому. Я побежала вслед за ним: «Стой, Антонио! Они убьют тебя!»… С угла улицы сквозь густую листву светил фонарь. Под деревом стоял человек в шляпе с плоской тульей и короткими прямыми полями, в его руках был пистолет. Я замерла, попятилась. Стараясь держаться в тени, прижимаясь к стене и оглядываясь, отыскала скрытую за ветками кустарника железную дверцу; бесшумно отворив затвор, незаметно юркнула во двор и тут же, с трудом подавив крик, закусила костяшки пальцев: неподалёку у беседки притаился Антонио. Я негромко позвала его, но он даже не обернулся; пригнувшись, стал пробираться к фасаду.
