Один из приемов, которые применял Хусейн — были внезапные личные инспекции. Несмотря на постоянную опасность, несмотря на то, что Ирак был шиитской страной, а духовный лидер шиитов всего мира атолла Хомейни приговорил его к смерти — он нередко передвигался по Ираку один, с минимальной охраной, на одном автомобиле, даже не бронированном. С ним был водитель, родом из Тикрита и принадлежащий к его роду и один — два телохранителя из Амн аль-Хаас, президентской охраны. Иногда — не было и телохранителей. Саддам обычно надевал шляпу и черные очки, становясь почти неузнаваемым — и неожиданно появлялся то на месте стройки моста, то на линии фронта. Иногда это был его двойник, которых на тот момент у него было два — но чаще всего это все же был сам Хусейн лично. Он неожиданно появлялся, осматривал то, что хотел осмотреть, говорил с людьми, чаще всего совсем невидными — и часто впадал в ярость. Ни один чиновник, ни один генерал — не могли спать спокойно, зная, что в любой момент — где-то в их владениях может появиться Саддам. Карал Саддам много и с удовольствием. Он был типично восточным человеком и понимал — чем более жестоким и непредсказуемым он будет, тем более крепкой будет его власть над Ираком. Ни один министр, ни один военачальник — не должны были чувствовать себя в безопасности.
Сейчас — Саддам Хусейн был более озабочен войной, нежели миром. Она пошла совсем не так как он рассчитывал изначально: он учел, что Иран будет ослаблен революцией и сильно, он учел, что армия Ирана развалена, что нет больше военных советников, что многие командующие — сидят в тюрьмах, осуждены народными трибуналами, разорваны разъяренной толпой. Но он не учел главного — впервые за много десятилетий иранцы почувствовали себя в согласии с самими собой и с властью. Шахиншах поступал правильно — он развивал промышленность, туризм, строил атомные реакторы и закупал лучшее оружие из того, что предлагалось на рынке — но вместе с тем он резал и крушил устои традиционного иранского общества, загоняя его в глубоко чуждые иранцам западные рамки. Он рассчитывал на то, что городские жители, которые серьезно выиграли от «белой революции» поддержат его против нищего и маргинального дна — но он не учел главного. Иранское общество было традиционным — а значит, единым. И для рабочего нового, построенного американцами автомобильного завода нищий крестьянин, бродяга — был несравнимо ближе, чем шахиншах и американцы, которые дали ему работу и квартиру в городе. Это стало роковым для режима шахиншаха — и одновременно возвысило режим аятолл, которые были моральными и духовными лидерами народа и говорили от имени народа
