– Ну, и мотивация у вас…
– А что?
– Ничего. Слова иногда становятся явью.
– Да, вы, Маргарита Анатольевна, ко всему прочему еще и философ, – иронизирует Линер, отойдя к окну. Белая в ответ лишь повторно морщится и повышает голос на Глеба:
– Да несите вы уже!
Глеб застывает в нерешительности. Примеривается. Хватается за спасительную ниточку:
– А с планшетом что, товарищ майор? Вместе с ним нести? Или?
Линер вопросительно смотрит на Белую. Та отвечает не раздумывая:
– Эти записи на время придется остановить. Чисто механический момент при перевязке.
– Оставьте планшет, – командует Линер. Глеб продолжает искать пути к отступлению:
– А он это… меня не ударит?
– Чем? Пальцем?
– А рука?
– Глеб, не устраивайте детский сад в конце концов! – не выдерживает Линер. – Вы же слышали. Он парализован. А пальцем что он вам сделает? Ну же!
– Есть, – выдыхает Глеб, откладывает планшет на подоконник и, зажмурившись, подхватывает пострадавшего на руки. Разворачивается и идет к столу. Подойдя уточняет:
– Как его?
– Не принципиально. Но лучше туда головой. Да откройте вы глаза!
– Угу.
Глеб открывает глаза и, примерившись, кладет тело на стол.
– Всё?
– Пока – да… Судя по всему, да…
Неуверенно отвечает Белая и не без нотки ехидства смотрит на Линер.
– Вы, думаю, по работе много чего видели. Не будете жмуриться? Или как?
Линер без удовольствия, но принимает вызов.
– Много, – соглашается она и идет к столу.
– Что нужно делать?
– Переворачивать. Поддерживать. Убирать старое. Вот перчатки, фартук, маска.
– Хорошо. Глеб, идите на место и займитесь своими делами, – лениво приказывает Линер, не слыша ответ Глеба. Она стремится выглядеть как можно спокойнее. Но сердце не удается обмануть. Видеть многое не означает не переживать каждый следующий раз. Выворачивать на месте взрывов ее перестало уже в первый год службы. Но рвота – самое легкое, что может быть в этих случаях. Бывалые к такой реакции новичков относятся спокойно. В конце концов сами были такими. Но изуродованные тела и части тел незаметно копятся в памяти и прорываются порой истериками и кошмарами. Их не видят другие. А если видят, то не лыбятся. Даже не кривятся. А отворачиваются и прячут глаза. Сами такие.
Волнуясь, Линер идет по пути Глеба, не замечая того, и тянет время. Ловит себя на этом, ругает. Но не торопится. Долго завязывает фартук Белой аккуратным бантиком, путаясь три раза на первой же петле. Белая чувствует ее напряжение, но никак не приободряет: «Назвался груздем – полезай. Сестры тебе помешали…» – думает она и на протяжении последующих десяти минут не произносит ничего кроме команд – четких и отрывистых. Бинты снимаются слой за слоем. Чем дальше, тем больше оттенков красного и влаги. Запах сквозь маску не чувствуется. Линер косится на Глеба. Он мельком бросает испуганные взгляды в ее сторону. На последнем розово-черном слое, мокром насквозь, их взгляды встречаются.
