Я влез в резиновые тапки и вышел в коридор. Свет нехотя покидал свое пристанище, сонно ложился на стены и едва превозмогал натиск жирных теней.
Перед входом в операционную стояла каталка, рядом с нею — молодой врач, похожий на очеловечившегося ворона, толстая медсестра и Семен. Никто не проявлял суеты. Я подошел и врезался в стоящий стеной запах человеческого дна, обычно аммиачно-приторный, а сейчас с выраженным уксусным оттенком.
На каталке подрагивало серо-зеленое тело человека, на костных выступах оно алело, как заря. Кожа его была сплошь изрыта расчесами, засушливыми островами розовели корки, впалый живот чернел, будто сковорода. Врач, бейджик которого пояснял, что перед нами хирург Курамагамедов Анвар Ибрагимович, насупив брови, глядел на доставленного.
— Ну, как тебе гоблин? — спросил меня Семен.
«Гоблинами» именовали здесь бомжей и опустившихся алкоголиков.
— Гоблэн не гоблэн, — ответил за меня врач-птица с сильным кавказским акцентом, — а эссенцию уксусную випиль нэ мэньше литра! Гдэ только взял?!
— На хера? — подивился Семен.
— Суэцид, — хирург значительно вскинул брови. — За кайф эссенцию нэ пьют. Как зачехлится — пазавити мэня, будзэм дзэлать лапаратамыю и дрэнаж. Трэнэрофка.
— А если нет? — спросил я. — Если не зачехлится?
— «Еслы» не будзэт! — отрезал док и ушел.
Медсестра, выругавшись в адрес бомжей-самоубийц, удалилась. Мы с Семеном остались вдвоем у каталки.
— Слушай, — сказал вдруг Семен. — А он реально на Чехова похож, еб!
Я посмотрел. Истерзанное улицей тело венчала умная правильная голова. Грязь кожи и клейкие пряди не могли отнять у лица разумной сути. Редкая, прозрачная бороденка укрепляла сходство с классиком. Подбородок с глубоко вмерзшей в него грязью бил мелкую дробь, глаза горели, как у ветхозаветного пророка, иссушенные синюшные губы болезненно шевелились, тело тряслось в агонии.
— Надо бы его ошпарить, — долетел до меня голос Семена. — Уж больно вонючий.
«Ошпарить» значило обработать тело бомжа специальной дезинфицирующей смесью, имевшей сложный запах дихлофоса, ванили и огуречного лосьона. Для потенциального покойника эта процедура была вовсе не обязательной; Семен просто резвился. Напарник дико потряс похожий на огнетушитель баллон и направил его жерло на доставленного. Баллон пискнул и чихнул душным облачком, после чего разразился плотным потоком едкой пыли. Не знаю, зачем ему понадобился весь этот цирк.
Семен закончил обработку, сплюнул и поморщился:
