— Да вот же суп, — поспешил разрядить обстановку Алекс, поскольку ошеломленная Джудит не нашла что ответить. — И на вид он еще горячий.
— Да уж горячее не бывает. Как всегда! — пробурчала Энни, ставя поднос на стол и разливая суп по тарелкам.
Миссис Кемп поднесла ложку к губам и укоризненно поморщилась, недовольная недопустимой фривольностью в разговоре ее сына и кухарки. Впрочем, воспитание не позволило ей отчитать его, пока Энни не вышла.
— Мне бы хотелось, чтобы ты проявлял большее уважение к моим чувствам, Алекс. Тебе не следует принимать сторону служанки. Это до добра не доведет. Ведь известно, что я предпочитаю есть горячее, когда у меня есть силы и аппетит. — Она повернулась к Джудит. Странная тень печальной улыбки скользнула по ее губам. — Не многие способны сопереживать чужой беде, мисс Бэкстер. Я оставила надежду донести до собственного сына всю глубину и горечь моего отчаяния.
Джудит стало неловко. Она не знала, что сказать на это. К тому же ей показалось, что ответа от нее и не ждали.
— Разумеется, никому никогда не понять, как велика моя утрата. И как тяжело мне теперь жить, оставшись одной.
— Я очень вам сочувствую, — пробормотала девушка, поняв, что нужно все-таки что-то произнести, чтобы не показаться невоспитанной и бесчувственной. Но ей вспомнилась мать, оставшаяся вдовой приблизительно в таком же возрасте, как Оливия Кемп. Она пережила мужа на семнадцать тягостных лет, но ни разу не пожаловалась, не попыталась переложить свои страдания на кого-то другого. Напротив, подбадривала всех вокруг улыбкой или добрым словом, пряча свое горе глубоко внутри.
Ей подумалось, что, по большому счету, человек сам виноват, если тяготы судьбы или жизненная ноша вдруг становятся невыносимыми, как это произошло с Оливией Кемп, которая не сумела найти в себе силы пережить трагедию.
— При жизни мужа я жила опершись на его сильное плечо, — продолжала миссис Кемп. — Поэтому теперь я в совершенном отчаянии. Я не в состоянии вернуться в тот дом, где мы с ним жили. Я очень обрадовалась, когда мой брат предложил поселиться здесь. Однако сейчас, когда на него свалилось столь тяжкое бремя в виде двух сирот, я просто не могу понять, что делать дальше.
Джудит молча продолжала есть суп, а в ее ушах стояло неприятное словосочетание «тяжкое бремя». Ей хотелось объяснить этой себялюбивой унылой женщине, что Стивен вовсе не считает детей своего друга бременем, тем более тяжким, а, напротив, гордится честью заботиться о них.
