– И давай договоримся, – сказал Рогов. – Ты не будешь вылетать в окно по ночам, а я не буду ходить по воде. Чтоб был порядок в законах природы.
Женщина сварила кофе.
Рогов пил. Потом почувствовал голод, почти настоящий. Съел пирог и яичницу с колбасой – простое блюдо, которое при случае и сам мог бы приготовить.
А на стене вместе с песочными часами появились другие – с кукушкой, гирей и маятником.
Гиря опускалась, маятник маялся. Время шло. Тикали секунды, а иногда и часы.
Рогов садился за стол как на работу.
Закон тяготения окончательно утвердился в мире. Рогов перешел к законам упругого столкновения тел, получал тепло трением, заряжал электричеством легкие шарики, подвешенные на ниточках.
Отрываясь от дел, выходил на берег, любуясь отражением горы Фудзи в воде, становившейся для этого дела широкой и гладкой.
Время шло, как ему полагается, вслед за песком, который сыпался, стрелками, маятником.
От одного «ку-ку» до другого кофе становился ароматнее, а пироги вкуснее.
Но однажды явилась рука, написавшая на стене «20 000» красными жирными цифрами.
«Это, наверное, столько шагов до вершины горы Фудзи», – подумал Рогов.
И к хижине подошел троллейбус, который сколько-то лет останавливался там ежедневно по расписанию.
Рогов поднялся в салон. Погладил бороду. Поправил на голове тюбетейку.
Женщина плакала на крыльце. Это был миг прощания, и Рогов махнул, обернувшись, рукой, чтобы соответствовать моменту.
Закрутились колеса, экипаж, задирая нос, тронулся с места.
Рогов смотрел, как в переднем стекле вырастает гора Фудзи – поверх ветки цветущей сакуры, желтых кленовых листьев, зимних тяжелых сучьев, покрытых снегом.
