Солнце встает не для нас | страница 27
Он-то первым и забил тревогу, вызвался играть роль прокурора, а теперь, видите ли, переметнулся в защитники. Понять его можно: потеря рыб будет на его совести.
Но теперь начальник склада возобладал в нем над блюстителем гигиены:
— Значит, они съедобны?
— Съедобны, да не совсем,— бросает Тетатюи.
Жегу продолжает играть в молчанку, да и пекарю, судя по всему, сказать нечего. Все четверо мнутся. В мою сторону не глядят, но явно ждут моего решения. А оно уже принято. Передо мной только что промелькнула ужасная картина: на подлодку обрушивается волна кишечных заболеваний, две трети матросов и офицеров держатся за животы, вахтенная служба трещит по всем швам, моральное состояние экипажа с катастрофической скоростью падает
— Ладно,— говорю я,— давайте не рисковать. Отправим эту тухлятину в уплотнитель. Я подам рапорт старпому.
Здесь необходимо пояснить, что все отбросы на подлодке прессуются в специальных уплотнителях и опускаются на дно океана,— за неимением места жестяные контейнеры не держат на борту. Их герметически закрывают, а потом шлюзуют, то есть помещают в шлюзовую камеру — замкнутое пространство между двумя водонепроницаемыми задвижками, посредством которого мы сообщаемся с водой, не боясь, что она хлынет внутрь.
Чтобы покончить с этим вопросом, скажу, что контейнеры, называемые в просторечии «дерьмобаками» (звучное сокращение, не правда ли?), шлюзуются точно таким же образом, но скрытно, под покровом ночи.
Все эти подробности сообщил мне старший матрос Пинарель, молоденький белобрысый весельчак небольшого росточка, которого я застаю в санчасти, вернувшись туда из камбуза; он уже в третий раз заходит по поводу своей ногтоеды, которая, впрочем, хорошо заживает — неплохой повод для того, чтобы поболтать со мной.
— Больно уж тут с тобой носятся, краб,— говорит ему Легийу.
«Крабами» на жаргоне подводников называют старших матросов.
— А как же? — отзывается Пинарель. — Не дай бог дойдет до гангрены,— всю кисть оттяпают.
— Самое большее — палец,— утешает его санитар.
— Какая разница? — удивляется Пинарель.— Хотя бы и палец. Не думаю, чтобы моей невесте это понравилось, ведь мы собрались пожениться в конце путины.
Офицеры говорят «рейс», а матросы — «путина». Емкое словечко, хотя, надо признаться, звучит оно как-то нелепо по отношению к кораблю, который не имеет никакого касательства к рыбному промыслу. Но мне нравится, что матросы на подлодке сохранили это освященное вековой традицией выражение, где оживают все трудности долгого морского пути по бурным волнам.