– Не думаю. Иногда перед рейсом в семье бывает напряжение, но не припомню, чтобы перед последним мы ссорились.
– А на следующий день?
– Я вышел из дома в пять утра. Проснулся в четверть пятого. Хана встала, и мы вместе выпили кофе. Я подъехал в Ашдод и оставил машину в порту. Как всегда. По словам Ханы, утром в среду все тоже было как обычно, точно как в каждый иной день.
Однако в среду утром Офер отправился в школу и не пришел туда. И с тех пор исчез. Его отец перед отъездом не заходил в детскую. И все же он уверен, что оба сына спали. Из их комнаты не доносилось ни звука.
Авраам Авраам пытался сообразить, спросил ли он все, что хотел.
– Может такое быть, что, пока вас не было во вторник вечером, Офер незаметно для вас взял из дома деньги или кредитную карточку? Например, из ящика, где вы прячете наличность, – задал он еще один вопрос.
– Я не прячу. Наличность лежит во внутреннем кармане моего пиджака, висящего в шкафу, Офер об этом знает. И когда меня нет, они с Ханой берут деньги оттуда. Кредитной карточки у него нет. И он ничего не взял. Это первое, что я попросил Хану проверить.
Инспектор вспомнил, что мать Офера говорила ему это.
– Вы с тех пор, как вернулись домой, не заметили никакой пропажи из квартиры? Чего-то, что он мог взять с собой? – продолжил он расспросы.
Листки перед ним заполнились записями. Косые строчки, написанные синими чернилами. На этот раз пальцы полицейского были чистыми.
– Есть еще что-то, что вам хотелось бы сказать, а я об этом не спросил? – сделал он еще одну попытку побольше узнать об Офере.
Но отец подростка отрицательно помотал головой.
С матерью Офера Авраам этого не посмел бы, но он чувствовал, что Рафаэль Шараби – человек крепкий, и поэтому решился еще на один вопрос:
– Скажите, что вам подсказывает чутье, где сейчас Офер и что с ним случилось? Попытайтесь себе представить, где он в данную минуту.
Ответ Шараби был неожиданным:
– Без понятия. Я очень на него зол. Знаете, сколько б я дал, чтобы это узнать? Я сказал Хане, мол, верю, что он решил на несколько дней сбежать из дома. Нас попугать. Может, мы что-то ему сделали, может, он обиделся… Но я тоже сержусь – за то, что он нам преподнес. Особенно Хане. Она не может поверить в это. Считает, что с ним что-то случилось.
Полицейский и представить не мог, что Рафаэль будет говорить о том, как он сердится. Может, это был способ не думать о худшем из вариантов? Представлять себе их встречу. Продолжать разговор с Офером, как говорил с ним всегда… Переходил ли порой гнев отца в насилие? Бил ли он Офера перед тем, как тот стал подростком? И снова глаза инспектора обратились на крупные руки Шараби.
