Вскоре пришли мдиванбеги и заняли свои места. В ожидании Ираклия они тихо беседовали. У мдиванбега Теймураза Цицишвили велась нескончаемая тяжба с Иоанном Орбелиани о спорных поместьях, и теперь они в сотый раз доказывали друг другу свои права. Оба ссылались на Иасэ Амилахвари, но тот не обращал на них внимания и беседовал с Кайхосро Авалишвили. Только Чабуа Орбелиани сидел молча, с достоинством, как подобает мудрецам, и не принимал участия в беседе мдиванбегов.
Чабуа даже своей внешностью отличался от мдиванбегов. Он был очень худ. Казалось, что его физическое развитие остановилось ещё в четырнадцать лет. К тому же Чабуа был совершенно лыс. Лицо его увяло, как пролежавшее всю зиму яблоко. Зубы у него были такие гнилые и чёрные, что, взглянув на них, собеседник невольно отворачивался. Однажды Бесики, шутя, спросил придворных дам, видели ли они ад, а если нет, то пусть заглянут в рот Чабуа. Эта шутка дошла до Чабуа, и он так её парировал: «Из этого ада можно услышать мудрые речи, а из его же рая исходят лишь прелюбодейные слова и мерзости».
Чабуа слыл признанным мудрецом и учёным. Хотя он не получил высокого образования, но щеголял тем, что наизусть знал «Жизнь философов и их творения». Единственный экземпляр этой книги случайно попал в руки Чабуа. Ему он и был обязан своей репутацией. Текст перевёл с итальянского на грузинский пьемонтский патер Франческо сто лет тому назад. В этой книге излагалось учение знаменитых философов.
Если любители просвещения в подтверждение своих взглядов цитировали Платона, Аристотеля и других известных мыслителей, Чабуа удивлял всех, авторитетно упоминая имена малоизвестных философов и историков, о которых лишь слышали, но с чьими произведениями никто не был знаком: «Прокл Диадах говорил…», «Плиний-стоик сообщает…», «Плутарх записал…».
Католикос Антоний сомневался в том, что Чабуа подлинно знал труды этих учёных. Сам католикос был весьма образован, но большинство авторов, упоминаемых Чабуа, было ему незнакомо. И выходило так, что Антоний был единственным человеком, сомневавшимся в познаниях Чабуа, а остальные смертные, начиная с царя и кончая последним придворным, с благоговением смотрели на лысую голову Чабуа, в которой, по их убеждению, гнездились великие идеи.
Из маленьких дверей, в сопровождении Левана и Давида Орбелиаии, показался Ираклий. Он быстро подошёл к своему креслу и приветствовал мдиванбегов. Вельможи встали и низко поклонились царю.
