Бесики | страница 19

Тронный зал был освещён толстыми восковыми свечами. Ираклий подошёл к грону и обвёл глазами каждый уголок, как бы удостоверяясь, всё ли в порядке. Вошедшие заняли свои места и стали ждать, когда сядет царь, чтобы сесть самим. Ираклий, засмеявшись, обратился к присутствующим:

— Садитесь, а не то вам придётся долго ждать. Семь месяцев сидел я в седле, и мне хочется постоять.

Уснувшего у него на руках Мириана Ираклий передал Дареджан и опять обратился к придворным:

— Я не надолго задержу вас.

Он достал часы, открыл усыпанную алмазами крышку, посмотрел и сказал:

— Начало четвёртого часа, — дарбазоба созовём завтра, после молебствия. Спасибо всевышнему, что вижу вас в благополучии. Гофмаршал, поручаю тебе минбашей и саркардаров, они утомлены.

Ираклий склонил голову и этим дал понять, что аудиенция окончена. Все стали расходиться. Царь вместе с гофмаршалом и с домашними вышел из палаты.

Зал постепенно опустел. Первыми ушли дамы. Мужчины ещё кое-где стояли группами. Многие остались недовольны приёмом. Царь, видимо, был не в духе. Никого ни о чём не расспросил, не роздал подарков. Огорчён был и Давид. Он думал, что Ираклий отличит его, обнимет, выведет перед войском и объявит о его назначении сардаром, а царь не обратил на него никакого внимания.

Наконец все покинули дарбази. Собрался уходить и Давид, так как пареши начали уже тушить свечи. С поникшей головой направился он к выходу.

— Давид!

Он оглянулся. Звал его Бесики, стоявший у входа в павильон.

— Куда идёшь?

Давид остановился.

— Да иди же сюда, — повторил Бесики, подошёл к Давиду и, взяв его за руку, вывел на сводчатый балкон.

Балкон нависал над Курой. Слышался тихий рокот реки. Стоявшая в нише свеча освещала угол балкона, тахту с валиками и мягкими подушками. На ней сидел ещё безбородый, но уже вполне возмужавший царевич Леван.

— Пожалуй сюда, Давид, — позвал его Леван, — Почему ты такой угрюмый? Отец пошёл в баню. Он велел мне не отпускать тебя? — до его возвращения.

Давид сел рядом с царевичем.

Бесики взял лежавшее на мутаке тари, украшенное перламутром, и провёл по струнам, пробуя звук.

— Давид, тебя, должно быть, удивило, что отец не заговорил с тобой? — обратился к нему Леван.

— Конечно, клянусь солнцем Ираклия! — ответил Давид, понимая, что этот вопрос задан ему неспроста.

— Быть может, ты даже обиделся?

— Кто не огорчится, почувствовав гнев царя? Да спасёт меня бог от его гнева!

— Да ведь ты нарядился в русский генеральский мундир и в таком виде пожаловал на аудиенцию… Признаться, красивая форма.