Она снова плюхается на кровать, продолжая удалять фотки, яростно тыкая в экран, словно хочет избавиться от них, физически уничтожив, и мурлычет что-то невнятное себе под нос. Но по выражению ее лица я понимаю, что мне бы эти слова не понравились.
– Что ты сказала?
Классный час я уже пропустила, а теперь еще и опаздываю на первый урок. Мне придется остаться после уроков, и все из-за Дары. Все потому, что она не может оставить хоть что-то целым, чистым, нетронутым, потому что ей нужно копаться во всем, ломать, взрывать и экспериментировать. Словно она – ребенок, который громит кухню и наводит бардак, притворяясь, что он повар. Делая вид, что в конце концов получится что-то стоящее.
– Я сказала, что ты не понимаешь, – произносит она, не глядя на меня. – Ты ничего не понимаешь.
– Тебе хотя бы нравится Паркер? – спрашиваю я, потому что уже не могу остановиться, не могу совладать со своей злостью. – Или это было, просто чтобы доказать, что ты и это можешь?
– Мне он не нравится, – отвечает она очень тихо, – я люблю его. Я всегда его любила.
Меня прямо подмывает напомнить ей, что то же самое она говорила о Джейкобе, Миттсе, Бренте и Джеке Зигге.
Вместо этого я говорю:
– Слушай, я всегда думала, что это плохая идея именно по этой причине. Из-за того, что… – я пытаюсь подобрать нужные слова, – прежде вы были лучшими друзьями.
– Он был твоим лучшим другом, – огрызается она. Затем снова ложится, прижимая колени к груди. – Ты всегда ему больше нравилась.
– Это нелепо, – отвечаю я автоматически, хотя, если честно, я всегда в какой-то степени в это верила.
Может, именно поэтому я была так шокирована, когда его поцеловала Дара? И он ответил на ее поцелуй? Хоть мы часто проводили время втроем, он был моим лучшим другом, моим лекарством от скуки, тем, с кем можно говорить ни о чем. И Дара тоже была моей. Я всегда была вершиной этого треугольника. Точкой, которая соединяла всю конструкцию.
До тех пор, пока однажды Даре не приспичило занять место на вершине.
Дара смотрит в сторону и молчит. Уверена, что она воображает себя героиней трагедии, Джульеттой, принявшей позу для последнего предсмертного фото.
– Слушай, мне жаль, что ты расстроилась. – Я поднимаю сумку с пола. – И мне жаль, что я не способна понять. Но я опаздываю.
Она по-прежнему молчит. Нет смысла спрашивать, собирается ли она в школу. Очевидно, это не входит в ее планы. Было бы неплохо, если бы мама была хотя бы вполовину так строга с Дарой, как в своей школе, где некоторые из мальчишек в младших классах зовут ее не иначе как «той злой сукой».
