— Как ты можешь слушать патефон? Ведь три часа назад был человек, которого мы видели ежедневно живым, жизнерадостным, а сейчас его нет, он убит и лежит почти рядом с нами, а ты слушаешь музыку и смеешься с другими, будто его и не было. Как это можно?
— Дорогой Женя, — ответил я ему, — сейчас объяснять тебе я не стану, ты не поймешь, продолжим этот разговор через две недели.
А через две или три недели в бою, перепачканный кровью, среди трупов и раненых, Женя сам напомнил мне этот разговор:
— Теперь я тебя понимаю, я сам стал такой. Ведь если каждого убитого в этой ужасной войне почтить хотя бы одной минутой молчания, то моя старая бабушка не доживет до того дня, когда снова сможет сыграть мне мою любимую «Лунную сонату».
Ко мне на квартиру зашёл как-то сотрудник музея Советской Армии, чтобы посмотреть фотографии и записи, оставшиеся после войны. Мы сняли со шкафа старый чемодан, сильно пострадавший ещё в те давние военные годы, и стали рассматривать его содержимое. Среди множества бумаг, уже пожелтевших и слегка покрытых пылью, нам попались три рисунка. Это были боевые карикатуры, мастерски сделанные на случайных кусках шершавой форматной бумаги.
— Что это? — спросил товарищ из музея. Мне сразу вспомнился январский день 1944 года. 18-е число.
Тогда, во время ожесточённого огневого боя, к нам заехал и почти с натуры зарисовал события, в которых оказался непосредственным участником, художник Баженов Александр Владимирович. Это был тот самый Баженов, чьи весёлые карикатуры иллюстрировали «Крокодил» и другие юмористические журналы. В то время он был военным корреспондентом и имел воинское звание старший лейтенант.
— Наверное, это был героический день? — спросил товарищ из музея.
— Нет, обычные будни войны. Мы не наступали и не отступали, а просто, как тогда было принято говорить, «стояли в обороне».
Была, так называемая оперативная пауза с декабря 1943 года по февраль 1944 год.
В середине января 1944 года в днепровских плавнях, на бугорке сидел на наблюдательном пункте артиллерийский разведчик ефрейтор Поляков. Он внимательно наблюдал за противоположным берегом. Сквозь окуляры стереотрубы вдали был виден город Жлобин, железнодорожный мост через Днепр, депо. Левее города — поле, изрезанное траншеями, заснеженные стога неубранного сена, проволочные заграждения, полусожжённые деревни и… фашисты, которые точками маячили в траншеях, иногда, пугливо оглядываясь, в одиночку или по двое — трое ходили в отдалении, проезжали на лошади или автомашине. Это были уже не те гитлеровские молодчики, что пришли сюда к осени 1941 года — самоуверенные, надменные. Они тогда не прятались в траншеях, не маскировались — лезли напролом, как голодное непуганое зверьё. Теперь, уже не раз битые, они стали осторожнее, хитрее. Их оборона была спрятана под землю. Но острый глаз бывалого разведчика находил их повсюду.
