— Катюшка, хватит дуться. — Роман подошел к ней и ласково погладил ее по голове.
Она вновь сжалась, как будто напряжением мышц могла оградить себя от неприятных прикосновений.
Он сел напротив, взял ее маленькие руки в свои и прижался к ним губами, стараясь поймать ее взгляд. Их глаза встретились. В блестящих темным янтарем глазах мужа Катя прочла мольбу о пощаде. Роман своим мизинцем зацепил ее мизинец и, стараясь выглядеть веселым, произнес:
— Мирись, мирись, мирись и больше не дерись, а если будешь драться, я буду кусаться.
Так приговаривала Ксюшка, когда, набедокурив, старалась загладить свою вину.
Катя улыбнулась своим мыслям. Роман принял ее улыбку за согласие. Он резко встал, притянул ее к себе и жадным ртом приник к ее губам. Его дрожащие руки стали срывать с нее одежду, словно не замечая ее сопротивления. Он легко подхватил ее на руки и отнес на кровать. Катерина закрыла глаза и предоставила свое тело мужу. Она ничего не хотела, но ее тело думало иначе.
Роман, казалось, вновь открыл для себя радость супружества. Он не задерживался на работе, дарил жене подарки, подолгу гулял с дочкой, которая всегда встречала его с радостью. Ночью из заботливого отца и мужа превращался в страстного любовника. Но Катя, принимая его заботу и любовь, испытывала странное чувство: словно все это происходило не с ней, ощущала себя зрителем, сидящим в первом ряду партера. В театре расстояние всего в несколько метров разделяет два мира: иллюзорный и настоящий. Иллюзия красива, ярка, подчас изящна, игра непринужденна, и живой зал напряженно застывает в ожидании кульминации. Вот и она, казалось, застыла в ожидании, смутно понимая, что именно это ожидание и мешает ей наслаждаться сегодняшними радостями. Она знала, что их безмятежное нынче супружество зиждется на очень хрупком фундаменте, который уже дал трещину. И сколько бы они ни прилагали сил, их семья может в один миг разрушиться от малейшего толчка — слишком слабой и ненадежной была основа. И прежде всего она сама была повинна в этом. В ее сердце была лишь пустота, любовь ушла.
Все оставалось без изменений. Дни скользили за днями, один был похож на другой. Роман по-прежнему служил, Ксения ходила в детский сад на соседней улице. Сама она нашла работу в фирме по пошиву штор. Работа была несложной, но утомительной из-за своей монотонности. И прежние заказчицы тоже не оставляли ее без внимания. К концу недели Катя чувствовала себя настолько разбитой, что, когда Роман приглашал ее в кино или на прогулку в парк, она воспринимала это как необходимость. Она улыбалась, даже смеялась его шуткам, старалась быть ласковой с ним, но это был компромисс с самой собой, это была работа ее души, инстинкт сохранения семьи. Она старалась вернуть свою любовь, но не могла. Ей не за что было зацепиться. Ей казалось, что и Роман играет в эту игру под названием «семейное счастье», что и ему требуются большие усилия, чтобы играть свою роль. А для того чтобы скинуть напряжение этой утомительной игры, ему стал необходим алкоголь. Все чаще он приходил домой пьяный. И в такие вечера Катя прилагала неимоверные усилия, чтобы сохранять спокойствие в их доме: алкоголь делал мужа агрессивным. Катя старалась избегать близости с ним в те ночи, когда он был пьян: он становился груб и жесток и получал разрядку только после того, как она кричала от боли. И теперь, когда он задерживался на службе, она чувствовала настоящий животный страх, гадая, в каком состоянии придет муж. Сердце каждый раз начинало бешено колотиться, и она напряженно вглядывалась в его лицо, когда он возвращался домой. А в те дни, когда Роман оставался ночевать в части, она испытывала большое облегчение.
