— Я сама, — коротко бросила она писклявым голосом, который так не вязался с ее внешностью «секс-бомбы», а потому неприятно поразил его. Но глаза ее завораживали, а губы манили своей многообещающей влажностью. Он вдруг размяк, смутился и потерял всякую решительность. Она же делала все профессионально быстро и профессионально бесстрастно. Не успел он опомниться, как, промокнув губы салфеткой, она встала с колен и протянула руку — «гонорар».
Он суетливо застегнул брюки, достал две сложенные вдвое купюры и с большим облегчением закрыл за ней дверь. Удовольствие было сомнительным, да и денег было жалко.
Потом Роман вспомнил о своей недавней любовнице, фельдшерице, и невольно вздохнул. И этот эпизод его жизни оказался в прошлом.
— Все, это был последний раз, — как-то объявила она, лежа в смятой постели после их любовной битвы.
Роман привстал на локте и шутливо спросил:
— Это что, ультиматум или тайм-аут? — и потянулся к ее необъятной обнаженной груди.
Она молчаливо отстранила его руку:
— Хватит в игры играть, я замуж выхожу.
— Что?! — Он был неприятно удивлен. — Ты — замуж?
Женщина поднялась с кровати и накинула старый, потертый фланелевый халат.
Роман невольно поморщился: в таком же халате выходила к нему жена, когда лежала в роддоме. Он еще тогда подумал, что этот фасон, наверное, специально придумали, чтобы мужья не испытывали никакого влечения при виде своих жен.
Он еще раз переспросил, сам не веря в серьезность услышанного:
— И за кого ты собралась?
— Да тут один вдовец посватался…
Роману неинтересно было слушать описание ее будущего мужа, и он перебил ее:
— Но это же не помешает нам встречаться?
Женщина вновь опустилась на кровать рядом с ним и, перебирая его чуть влажные от недавних бурных любовных игр волосы, тихо сказала:
— Уезжаю я, Ромашка. — Она вздохнула, и тяжелая слеза скатилась по начинающей увядать щеке. — А тебе надо вернуться в семью. Не дело это — девчонку с малолеткой бросать. Постель постелью, а семья семьею.
После того разговора они больше не встречались, а неделю назад к ним в часть прислали нового фельдшера, молодого юнца-недоростка, у которого усы только пробивались легким пушком.
Холостая жизнь оказалась не столь романтичной и привлекательной, как это представлялось ему сначала. Роман был уязвлен и попытался еще раз сделать вылазку. В этот раз оказалось еще хуже: он так набрался, что, когда утром открыл глаза и заметил рядом с собой бритый затылок, его прошиб холодный пот. Он силился что-либо вспомнить, но виски разламывались от боли, а к горлу подкатила тошнота. Он выскочил в туалет. Выпростав мерзко пахнущее содержимое желудка, он прополоскал рот и подставил свое мучающееся похмельем тело под струю холодной воды. Стало немного легче, но воспоминания не возвращались. «Где я этого мальца подцепил? Неужели на пацанов меня потянуло?» Он силился найти ответы на свои вопросы, роясь в остатках памяти, но опять и опять натыкался на глухую стену забытья.
