Не климат выбирали, а судьбу(с)... | страница 2



Галь с замиранием сердца опять вспоминал, как он тогда, слабыми дрожащими пальцами утирал с ресниц и щёк обильно выступавшие слёзы радости, от мысли, что вернулся в жизнь, что скоро обнимет свою любимую красавицу Веруш, прижмётся лицом к ласковым рукам матери и пожмёт сильную ладонь отца.


До этого, он так только плакал во время прохождения службы в армии, когда хоронили на военном кладбище его друга Германа, парня, ребёнком приехавшего в Израиль из Советского Союза, подорвавшегося на мине в Ливане в нескольких метрах от него.

Галь не заплакал, когда после прогремевшего в не далеко взрыва мины, он вытащил из кустов оторванную голову друга и приставил к искорёженному телу.

Он не пролил слёз, когда стоял в почётном карауле на военном кладбище, во время траурного салюта по погибшему сослуживцу.

Но, когда после отзвуков затихающих автоматных очередей в голубом небе, в ужасающей тишине на фоне крика ворон, раздался разрывающий душу стон матери Германа:


— Господи, не надо!


Он не стесняясь тихо заплакал.

В почётный караул выбирают самых стойких, а ребята рыдали вместе с тремя девушками, находящимися напротив, с горячими ещё после выстрелов автоматами.

Про свои слёзы во время траурного салюта он как-то рассказал любимой Вере, и она вскоре написала стихи и передала их своему другу-барду Фрейдману Олегу.

Не прошло и недели, как на свет появилась новая песня, правда на русском языке, который Галь к этому времени уже сносно понимал:

  И к чёрту все красивые слова…
  Невидимая пуля просвистит,
  Не тело обожжёт, опалит нервы.
  Он командир, он умирает первым —
  И нет сомнений в выбранном пути.
  Припев.
  И к чёрту все красивые слова,
  Шум почестей и звонкие награды… —
  В лицо уткнулась жёсткая трава…
  Крик матери: «О, господи, не надо!»
  Сполошный птичий гам, могильный холм,
  Почётный караул, салют прощальный… —
  Глаза друзей на мать глядят печально…
  Весна в слезах, рокочет в высях гром.
  Припев.
  Ушёл, как жил, — без жалоб и мольбы.
  Прикрыт землёй, что называл родною.
  И мать с седой до срока головою
  Идёт по краю выжженной судьбы.
  Припев.
  Друзья, присядем, случай не простой.
  Накроем стол: «Привет, дружище верный!» —
  На поле, где сразила пуля-стерва,
  По-русски помянём, махнув по сто…
  Припев.[1]

Солнце нещадно палило, обжигая кожу лица, не смотря ещё на довольно ранний час, становилось душно и Галь закатил свою коляску под навес.

Конец августа, скоро наступят праздники и здесь соберутся все его братья с многочисленными семействами и станет на их вилле шумно и весело.