Его звали Джо Борзовский. Суеверный был чертовски, паникер. Стоило ему заметить над морем туман — он уже пугался, как не знаю кто, а когда увидел эту каменную звездочку!..
В общем, вот как все вышло:
Мы бурили дно и наткнулись на что-то особо твердое. Вот тут-то, как я говорил, мы и вытащили первый керн, в котором оказалась эта самая звезда. А Чоки, когда мне прислал свою звезду, написал, что решил, будто это окаменевшая морская звезда, из тех времен, когда Северное море еще было теплым, то есть штука должна была быть жутко древней. И точно: камень был размером с небольшую морскую звезду, поэтому я Чоки поверил. А когда я показал Борзовскому нашу звездочку, его чуть кондрашка не хватила! Он начал клясться, что нам грозит беда, стал требовать, чтобы немедленно прекратили бурение и отплыли к берегу. А еще он говорил, что то место, где мы стояли на якоре, «проклятое». В общем, вел он себя как чокнутый, а в чем дело, не объяснял.
Но я это просто так оставить не мог. Если на борту кто-то один тронулся умом (а особенно, Борзовский), такой человек может всю работу под угрозу поставить, а уж тем более если у него крыша поедет в важный момент. Сначала я хотел списать его на берег, но у нас неважно работало радио, потому я не мог связаться с Уэсом Этли, пилотом вертолета. Да, я всерьез хотел отправить этого поляка вертолетом на сушу. Вахтовики порой жутко суеверны, а мне совсем не хотелось, чтобы Борзовский своими дикими фантазиями заразил остальную команду. Но оказалось, что ничего такого не нужно. Очень скоро Борзовский стал извиняться за свою вспышку и всеми силами старался показать, как ему стыдно за свое поведение. Но что-то мне подсказывало, что дрейфит он по-настоящему.
И вот, для того чтобы немного успокоить поляка (если это вообще было возможно), я решил попросить главного геолога нашей платформы, Карсона, разбить каменную звезду на кусочки, рассмотреть их хорошенько и доложить мне, что это на самом деле за штуковина. Я думал, что он мне скажет, что это окаменевшая морская звезда, — другого ответа я не ждал. Тогда я все расскажу Борзовскому, и на борту все успокоится. Ну, и ясное дело, когда Карсон мне доложил, что это не окаменелость, а что это такое — он не знает… я промолчал и Карсона тоже попросил помалкивать. Я не сомневался: почему бы ни запсиховал Борзовский, делу бы не помогло, если бы я ему сказал, что это не окаменевшая морская звезда.
Мы забурились глубже, и с глубины в тысячу футов достали еще не то две, не то три каменные звезды, а потом они перестали попадаться, так что на какое-то время я про них забыл. Как выяснилось, стоило мне слушать поляка внимательнее, да я бы и прислушался к нему, если бы пошел за своей интуицией.
