сторону порога. Ибо в своем невежестве мы были к сэру Эмери несправедливы — и я, и все остальные, кто думал, что он лишился рассудка. Все мы. Все его чудачества — как я их теперь понимаю, но понимание пришло ко мне с трудом и дорого мне обойдется. Нет, он не был безумен. Его поведение было продиктовано инстинктом самосохранения, и хотя его предосторожность в итоге ничего не дала, им руководило не безумие, а страх перед безымянным злом.
Но худшее еще впереди. Ибо меня ожидает такой же конец. Я это знаю, потому что подземные толчки преследуют меня. Или это все — всего лишь игра воображения? Нервы у меня вышли из строя, но психика в порядке. Я слишком много знаю! Они посещали меня в сновидениях, и я думаю, точно так же они посещали моего дядю, и то, что они прочли в моем сознании, предупредило их о том, что им грозит опасность. Они не позволят мне дальше заниматься расследованием, потому что именно из-за подобных проникновений в истину в один прекрасный день они могут стать раскрыты для людей — раньше, чем они будут готовы!
Господи! Ну почему этот дурацкий фольклорист Уилмарт из Мискатоникского университета не ответил на мои телеграммы? Должен же быть какой-то выход! Ведь они прямо сейчас копают, эти обитатели тьмы…
Но нет — это все без толку! Я должен взять себя в руки и завершить это повествование. У меня не было времени рассказать правду представителям власти, но даже если бы я сделал это, я понимаю, каков бы был результат. «Со всеми этими Уэнди-Смитами что-то не так», — сказали бы они. Но эта рукопись все расскажет вместо меня, а также станет предупреждением для других. Быть может, когда станет ясно, насколько сильно мой уход из жизни похож на то, как погиб сэр Эмери, людям станет любопытно. Если эта рукопись будет руководить людьми, быть может, они узнают все, что нужно, и уничтожат древнейшее зло Земли, пока оно не уничтожило их…
Через несколько дней после обрушения дядиного коттеджа на пустоши, я поселился здесь, в доме на окраине Марска, чтобы быть поблизости на тот случай, если дядя вернется (хотя я сам на это мало надеялся). Но теперь меня держит здесь какая-то страшная сила. Я не могу бежать… Поначалу их власть не была настолько сильна, но теперь… Я уже больше не могу покинуть этот письменный стол, и я знаю, что конец может настать очень быстро. Я словно бы корнями прирос к этому стулу и могу только печатать на машинке!
Но я должен… должен. А подземные толчки, подвижки почвы теперь ощущаются все сильнее. Этот адский, треклятый, насмешливый самописец — как безумно его игла скачет по бумаге!
