— А! — воскликнул я. — Вот почему ты так испугался в первый вечер, когда я пришел!
— Да. Возможно. А откуда ты знаешь, что я и вправду тот добрый старый Хорек, который прилетел сюда два года назад?..
Снаут начал тихо смеяться, как будто мое состояние доставило ему бог знает какое удовольствие, но сразу же перестал.
— Нет, нет, — буркнул он. — И без того достаточно… Может, различий и больше, но я знаю только одно: нас с тобой можно убить.
— А их нет?
— Не советую тебе пробовать. Жуткое зрелище!
— Ничем?
— Не знаю. Во всяком случае, ни ядом, ни ножом, ни веревкой…
— Атомной пушкой?
— Ты бы попробовал?
— Не знаю. Если есть уверенность, что это не люди…
— А если в некотором смысле да? Субъективно они люди. Они совершенно не отдают себе отчета в своем… происхождении. Ты, очевидно, это заметил?
— Да. Ну и… как это происходит?
— Регенерируют с необыкновенной скоростью. С невозможной скоростью, прямо на глазах, говорю тебе, и снова начинают поступать так… так…
— Как что?
— Как наше представление о них, те записи в памяти, по которым…
— Да. Это правда, — подтвердил я, не обращая внимания на то, что мазь стекает С моих обожженных щек и капает на руки.
— А Гибарян знал?.. — спросил я быстро.
Он посмотрел на меня внимательно.
— Знал ли он то, что и мы?
— Да.
— Почти наверняка.
— Откуда ты знаешь, он что-нибудь говорил?
— Нет. Но я нашел у него одну книжку…
— «Малый Апокриф»?! — воскликнул я, вскакивая.
— Да. А откуда ты об этом можешь знать? — удивился он, с беспокойством впиваясь взглядом в мое лицо.
Я остановил его жестом.
— Спокойно. Видишь ведь, что я обожжен и совсем не регенерирую. Он оставил письмо для меня.
— Что ты говоришь? Письмо? Что в нем было?
— Немного. Собственно, не письмо, а записка. Библиографическая ссылка на соляристическое приложение и на этот «Апокриф». Что это такое?
— Старое дело. Может, оно и имеет со всем этим что-то общее. Держи.
Он вынул из кармана переплетенный в кожу, вытертый на углах тонкий томик и подал мне.
— А Сарториус?.. — бросил я, пряча книжку.
— Что Сарториус? В подобной ситуации каждый держится как может. Он старается быть нормальным — у него это означает официальным.
— Ну, знаешь!
— Это так. Я был с ним однажды в переплете… Не буду вдаваться в подробности, достаточно того, что на восьмерых у нас осталось пятьсот килограммов кислорода. И вот мы стали бросать повседневные дела, под конец все ходили бородатые, а он один брился, чистил ботинки., такой уж он человек. Естественно, то, что он сделает сейчас, будет притворством, комедией или преступлением.
