В мире, окрашенном брызгами воды в серые тона, был один мальчик.
Он жил в заброшенном доме. Нет, даже домом это нельзя было назвать. Опорой служил столб толщиной в человеческую руку, тряпки заменяли крышу и стены.
В этом, слабо отличающемся от открытого места, жилище находился шестилетний мальчик. Словно мусор, равнодушно брошенный в сторону, он свернулся клубком на тонком куске ткани.
С деревяшкой в роли столба, и тряпками заменяющими крышу и стены, это сооружение напоминало «секретные базы», что строят детишки его возраста для своих игр.
Находиться внутри или снаружи, единственное преимущества этого дома было в укрытии от дождя. Резко упавшая из-за непрекращающегося дождя температура окутала мальчика непрерывно сотрясающим его тело ознобом. Выдыхаемый им пар, подтверждающий что он ещё жив, моментально терял тепло и растворялся в воздухе.
Перед тем как укрыться в доме, мальчик промок под дождём, и теперь быстро замерзал.
Не было никакого способа согреться.
Просачивающийся в его тело холод смягчал боль в шрамах на избитом теле. Единственное незначительное счастливое обстоятельство в этой безнадежной ситуации.
Мальчик лежал на боку, глядя на пустой переулок, которым ограничивался его мир.
Он мог услышать лишь звуки дождя и его собственное дыхание; создавалось впечатление, что он остался один во всём мире.
Хотя он был молод, мальчик знал, что скорее всего он, умрёт.
Слабо понимая в своём возрасте, что значит смерть, он почти не боялся. Он не знал ничего, ради чего стоило бы жить. Единственной причиной, по которой он до сих пор цеплялся за жизнь, являлось нежелание чувствовать боль.
Несмотря на то, что было холодно, если он сможет умереть безболезненно, то такая смерть будет не так уж и плоха.
Его промокшее тело немело, и сознание начало исчезать.
Ему следовало бы найти место, где можно укрыться от порывов ветра. Но он попался банде хулиганов, и нынешнее укрытие оказалось лучшим, на что его истерзанное тело было способно.
Ему досталась капелька счастья. Получается, всё остальное было невзгодами?
Он два дня ничего не ел, но для него это совершенно обычное дело, а не злоключение. Он сирота, одиночка до которого никому нет дела. Но он жил так уже очень давно, и не видел в этом неприятности. Также неприятностью не была и вонь, обволакивающая его. Тряпки воняют, тут ничего не поделаешь. Жизнь, состоящую из набивания желудка сгнившей едой и протухшей водой, он также не считал злым роком — другой жизни он просто не знал.
