– Это Чи, – трескучим шёпотом пояснил великан. – Трусиха та ещё. Но дело своё знает, уж поверь мне… Ты что притих, малец? Тоже струхнул, поди?
– Нет, – ответил Морган и с лёгким удивлением осознал, что это чистая правда. Великан не выглядел жутким. Да и вообще всё происходящее, скорее, напоминало сон, а во сне не может случиться ничего по-настоящему плохого. – Гм… Простите, но не могу ли я узнать, кто вы?
Великан хмыкнул.
– Отчего не мочь, можешь. Фонарщик я. А тебя, малец, как кличут?
– Морган Майер, – откликнулся он. В голове тут же легонько зазвенело, словно тронул кто-то самую тонкую гитарную струну.
Великану тем временем надоело стоять на одном месте и он, подняв повыше фонарь, широко зашагал по аллее. Каблуки огромных грубоватых сапог при каждом соприкосновении с брусчаткой глухо звякали, словно их подковали металлом. Полы длиннющего пальто с бумажным шелестом волоклись по земле, а когда задевали ветви кустов, то оставляли на них туманные клочья. Волосы у Фонарщика были чёрными, кудрявыми и густыми, и поэтому казалось, что на голову ему просто-напросто наклеили кусок выкрашенной овчины. Губы выглядели слишком тонкими для такого дикарского лица, нос – слишком прямым и правильным. Зато тёмно-жёлтые глаза под кустистыми бровями подходили как нельзя более кстати.
– Морган Майер, – задумчиво повторил Фонарщик и пожевал губами. – Славно, славно. И часы хранишь, значит… Даю добро, – заключил он загадочно.
– На что?
– Увидишь, малец. Ох, как ещё увидишь, – ухмыльнулся великан. В глазах у него отразились разноцветные грани фонаря – россыпь ярких бликов. – Значит, домой я тебя подброшу. Но по дороге, уж извини, своей работой займусь. Не дело городу в темноте простаивать. Выползает… всякое.
Последнее слово прозвучало так мерзко, что Морган почёл за лучшее не уточнять, что именно выползает в темноте.
Фонарщик ступал размеренно и за один шаг, кажется, покрывал десять человеческих вопреки всем физическим законам. Город раскрывался перед ним, точно калейдоскоп. Первое время Морган пытался ещё понять, что к чему, но затем бросил это бесполезное дело. Парковая аллея упёрлась не в череду однотипных домов, как ей полагалось, а как-то по-особенному хитро вильнула и обвилась вокруг замёрзшего пруда, которого здесь отродясь не было. На месте супермаркета обнаружилась полуразрушенная часовенка, за стадионом – солидный кусок самого настоящего древнего леса с могучими соснами, а между полицейским участком и библиотекой втиснулся чудом огромный особняк. В окнах его горел свет, и сквозь жидкие жалюзи видно было, как пары танцуют в просторном зале.
