Привала не будет | страница 91



Послышались крики раненых. Помещение наполнилось едким дымом Пользуясь суматохой, Мехти выпрыгнул через заднее окно и бросился бежать. Уцелевшие фашисты заметили его, стали преследовать на мотоциклах. Мехти умел бегать, как горная серна, но враги скоро окружили его, намереваясь взять живым.

Тогда, не в силах больше бороться, Мехти остановился, дерзко глядя на врагов — вот, мол, попробуйте, возьмите, — и, медленно приставляя к груди пистолет, выстрелил себе в сердце…

Мирко умолк. Долго сидел неподвижно, опустив голову, потом достал из кармана платок, вытер холодный пот.

— Я это видел, все видел, друже, — тихо проговорил Мирко. — Ведь я сын… словенца, который приютил у себя Мехти… Мне тогда немного было лет. От страха укрывался в сарае… А как только поутихла стрельба, убежал в отряд к партизанам. Я знал к ним дорогу… И партизаны налетели на деревню, разбили врагов. Потом хоронили Мехти в селе Чеповане. Звучали залпы салюта… До самого конца войны могилу храброго Мехти охраняли часовые.

Мы поехали дальше по дороге, пробитой в скалах, и все время, пока гора не скрылась, я не отводил от нее глаз. Глянцевито-черная, она сочилась, вода собиралась в морщинах скалы, тяжело срывались крупные капли, похожие на слезы.

Тогда я впервые увидел эти плачущие горы.

ВЕЧНЫЙ ОГОНЬ

В гордом и величавом Ленинграде, где каждый камень полит кровью, площади и улицы овеяны дыханием революции, есть место, на которое вступают в строгом молчании. Это Марсово поле. Торжественный покой и тишину хранят высокие и бурые, будто окропленные каплями крови, плиты и надмогильные камни. Даже деревья и то, кажется, притихли, не шелохнут ветвями. Только средь плит, в самом сердце Марсова поля, горит живое пламя. Горит в ненастье, в снегопад, при шуме ливней — день и ночь, круглый год.

Этот непотухающий, беспокойный огонь вечен, как вечно дело, которому служили похороненные здесь сыны России. Многие боевые товарищи, чьи имена высечены на мраморе Марсова поля, прожили до обидного короткую жизнь; молодость их прошумела на баррикадах при штурме Зимнего дворца, на прострелянных полях гражданской войны…

На одной каменной плите у изголовья высечено:

«Газа И. И. 1894–1933».

* * *

В те суровые годы многие не знали молодости. Не знал ее и сын путиловского рабочего Иван Газа. Пронеслась эта молодость тревожным вихрем.

Началось с того, что восемнадцатилетний Иван Газа рядом со взрослыми и сам душою взрослый в феврале 1912 года участвует в забастовке. Позже, еще не будучи членом партии, он тайно поддерживает связь с большевистской подпольной типографией, распространяет газету «Звезда», стоит «на часах» в охране рабочих митингов и массовок…